перенести Юрашку на кровать. — Он же вон какой кроха! А тут температуру надо терпеть, маяться…
Юрашка распахнул воспаленные глазки, недоуменно взглянул на Гену с дедом.
— А я не болею. Не-ет… Сейчас к Варе пойду, она блинчиков испечет, — он попытался встать на ноги, но Генка его удержал.
— На вот, лучше выпей. Эту таблеточку и эту. Это хорошее лекарство, нового поколения.
— Нового… — дед Жора пожевал сухонькими губами. — Отравишь мальчонку…
— Типун тебе на язык! — к кровати подошла бабушка Феня, протянула малышу кружку с молоком. — Только осторожно пей, не обожгись.
Юрашка послушно сделал пару глотков, вяло помотал головой.
— Не могу больше…
И рухнул без сил на подушку. Гена, наконец-то, вытянул у него из-под мышки градусник, не сразу понял, где заканчивается серебристая ниточка ртути. А обрывалась она на трех маленьких делениях чуть выше сорока. Сорок и три… У Генки даже руки вспотели.
— Ну? И что там?
— Есть маленько… — он решил, что лучше стариков не пугать.
— Маленько… Ты потрогай его — моя печка холоднее!
Все трое передвигались по избушке с нервной суетливостью. И оттого горящая лампочка наполняла горницу мечущимися тенями. Глядя на них, Юрашка даже засмеялся.
— Прямо как в цирке!
— Да ты разве был в цирке? — удивился Генка.
— Я в мультике видел. Вчера, — Юрашка устало прикрыл веки. — Там весело было, и слон меня в ушко пощекотал. Правда-правда!..
— Что ж делать-то, господи! — бабушка Феня тревожно перекрестилась, а дед Жора, не маскируясь, полез к радиоприемнику за своей заначкой. Словно младенца, вынул пузатенький штоф, неверными руками налил треть стакашка, мелкими глоточками выпил. Никто не произнес ни звука. Ясно было, что подобное лекарство не помешало бы всем.
Как бы то ни было, но старики явно растерялись. Да и для Генки все случившееся было в новинку. Он пытался выглядеть уверенным и спокойным, но тело била предательская дрожь. Гена даже не подозревал, что может до такой степени перепугаться. Ведь Степчика с Мишаней так не боялся! И даже сегодня, когда понаехала орава Окулиста, умудрялся держать себя в руках. А вот сейчас трясся, как осенний лист, и чуть в обморок не падал.
— Ничего, Юрашка, — он погладил малыша по голове. — Просто немного перекупался. Это бывает.
— Я хотел, как ты, — не открывая глаз, сказал Юрашка. — Хотел гуся надуть — и на тот берег… Я ведь уже хорошо плаваю. Меня Варя научила… И блинчиков я поем. Поем и выздоровею… Эй! Там же блинчики! Гена! Их доставать надо. Вдруг сгорят?..
Было понятно, что Юрашка бредит.
— Слышь, бабка, растереть бы мальца, — дед Жора кивнул на выставленную бутылку. — Настойкой смородиновой и растереть…
Вместе с Генкой в четыре руки Федосья Ивановна скоренько приготовила смесь давленной клюквы и дедовской настойки, осторожно лизнула на язык полученное снадобье.
— Вроде ничего…
Когда стянули с мальчонки рубашку, он жалобно захныкал и тут же попытался свернуться калачиком.
— Холодно!..
Тельце парнишки покрылось гусиной кожей, и Генка с ужасом взирал на то, как энергично бабушка растирает по спине и груди Юрашки пахучую микстуру. Сейчас малыш представлялся особенно маленьким, — такого и трогать, казалось, страшным. Тем не менее управилась Федосья Ивановна быстро. У самого Генки так ни за что бы не получилось.
— Ну вот, теперь полегче будет. Главное — поспать, а утром на поправку пойдет…
— Стало быть, ложимся, — сурово рассудил дед Жора. — Утро — оно вечера завсегда мудренее.
— Может, я с ним лягу? — предложила бабушка Феня, но Гена решительно покачал головой. Уж он-то знал: если ляжет в стороне, станет еще страшнее. Какой уж там сон…
— Играем в разведчиков! — объяснял Генка. — Все просто: глядим друг другу в глаза и не мигаем! Кто первый моргнул…
— Тот — лузер! — выпалил Юрашка.
— Верно, тот и проиграл. Начинаем…
Они уставились друг на друга, и Гена тут же дурашливо надул щеки. Он ожидал, что Юрашка сразу мигнет, но этого не произошло. Бильярдными шарами перекатывались минуты. Один шар, другой — и вот уже в лузах их — добрый десяток! У Генки все сильнее кружилась голова, в глазах нарастала нестерпимая резь, а Юрашка продолжал смотреть пристально и серьезно. И само собой высветилось в голове, что луза и лузер — от одного корня. Но на этот раз в лузерах оказался сам Генка!
Он мигнул. И еще раз. По щекам потекли слезы. Гена хотел улыбнуться, но улыбка вышла кривой. А вот Юрашка по-прежнему не мигал.
— Ну все, хватит! Ты выиграл! — Генка утер слезящиеся глаза рукой и только теперь сообразил, что дело нечисто. — Юрашка, ты чего!
Мальчик продолжал глядеть на него застывшим взглядом, не двигаясь, не мигая.
— Юрашка, не надо так шутить! — Гена схватил его за плечи, крепко тряхнул, коснулся ладонью лба и торопливо отдернул… Нет, этого не могло быть! Еще недавно малыш был таким горячим, а теперь температура спала…
— Юрашка! — Гена обнял холодное тельце. — Юрашка, не надо так со мной поступать!
Он заплакал навзрыд и проснулся…
Было темно, и по щекам его, в самом деле, текли слезы. Рывком приподняв голову, Гена прислушался.
Дыхание. Тяжелое, с присвистом… Да ведь это дед Жора!
А еще через несколько секунд, попривыкнув к темноте, он разглядел Юрашку. Малыш лежал рядом — и не просто рядом, а свернувшись калачиком, повторяя скрюченные контуры Генкиного тела. Точно улитка в раковине, он легко умещался между коленями и подбородком Геннадия. Это было смешно, и это было трогательно. Малыш был корабликом, а Генка — бухтой. Но главное, что Юрашка дышал!
Приблизив ухо к его всклокоченным волосенкам, Генка напряженно прислушался. Да, малыш часто посапывал во сне, и жуткий сон можно было счастливо забыть. Стереть, как битый файл, как неудачную игрушку.
Подросток протянул руку и нашарил на табурете мобильный телефон. Включив подсветку, воспользовался им, как фонарем, осторожно поднялся. Поправил одеяльце на малыше, некоторое время постоял рядом. Не удержавшись, поцеловал Юрашку в щеку, подержал в ладонях его маленькую ручонку. Горячие пальчики чуть дрогнули, и Гена принял это как добрый знак.
Двигаясь на цыпочках, он вышел из горницы в сени, открыв дверь, спустился по ступеням…
Судя по просветам на горизонте, ночь уже пошла на спад. Далеко на востоке в черноту плеснули утреннего молока, и только здесь, над головой, сияли еще звезды. Как обычно запятая месяца делила невидимые в темноте слова.
Генке неожиданно подумалось, что теперь он знает, какие строки могут быть написаны на небосклоне. А если не знает, то догадывается. Потому что сегодня Генке открылась странная вещь: можно не бояться страшного и можно полюбить чужого. Ведь кто был Юрашка для него вчера? Да никто! Всего месяц назад Генка его и знать не знал. Посторонний сорванец, четырехлетний карапуз — только и всего. Конечно, забавный, не по годам сообразительный, но что с того? Наверное, можно пожалеть сиротку, даже
