меня, милая?
Она пожала плечами.
— Работать, конечно. Может, заеду к Бекки. Ее мужчины, как она их называет, должны были уже вернуться с верхних пастбищ. В субботу могу съездить с Джеком на аукцион в Бутт. Он хочет купить несколько быков-производителей новой породы. У меня, знаешь ли, весьма образованный управляющий. Читает массу журналов по современному скотоводству, следит за всеми новыми веяниями. Мне очень повезло с ним…
— Похоже, что так. Кстати, а какой он, этот твой Джек?
Оливия засмеялась.
— Уж не хотите ли вы приревновать меня к Джеку Вернону, мистер Картрайт?
— Почему бы и нет? Он, наверное, молод и хорош собой?
Смех превратился в хохот.
— Ну, Дуэйн, тут тебе беспокоиться не о чем. Ты его видел вчера, когда мы приехали… Джек ждал меня в доме, помнишь?
— Помню. Но мне он не показался старым или безобразным.
— Собственно говоря, мне он тоже не кажется таким, — подумав, согласилась Оливия. — Просто я так привыкла к нему, что не воспринимаю как мужчину.
— У него, однако, есть одно преимущество передо мной… — задумчиво протянул Дуэйн, поглядывая на молодую женщину.
— Какое же? — несказанно удивилась та.
— Он всегда рядом, — грустно ответил он. — А я опять уезжаю… Думаю, нам надо будет поговорить на эту тему после моего возвращения.
— Хорошо, Дуэйн, — серьезно сказала Оливия. — Обещаю. А по поводу Джека не волнуйся, ладно? И звони мне, когда будет возможность.
Он пообещал. Они поцеловались, и адвокат заспешил к стойке, где как раз заканчивалась регистрация. Через десять минут самолет, раскрашенный голубыми и красными полосами, пробежал по полю и поднялся в воздух, унося его на восток, прочь от любимой женщины…
И снова потянулись для Оливии тоскливые дни — дни без него. Она заполняла их, как могла, не позволяя себе скучать, или погружаться в депрессию. Живопись и новаторские идеи Джека Вернона активно помогали ей в этом. И ежедневные звонки Дуэйна тоже. Ему пришлось задержаться в Нью-Йорке дольше, чем он планировал.
А когда пятые сутки разлуки подходили к концу, он сообщил ей, что наступило время готовиться к испытаниям.
— Олли, мне очень неприятно говорить тебе об этом, но, полагаю, уже завтра ты будешь в осаде. Сегодня утром в прессе появились первые статьи…
— Вот как? — с замиранием сердца отозвалась она.
— Увы. И весьма неприятные. Один грязный листок назвал Уоррена «видным деятелем современного театрального искусства» и весьма прозрачно намекнул на его «связь с одним из ведущих современных дизайнеров». Вечерние выпуски газет еще не вышли, но я с легкостью представляю себе, что в них будет. А завтра… завтра должно начаться нашествие желающих взять интервью у тебя. Что, если ты какое-то время побудешь дома? И попросишь Джека собрать сильных парней и не пускать репортеров на порог?
— Думаешь, это благоразумно? Они могут решить, что мне есть что скрывать.
— Олли, тебе есть что скрывать, — настойчиво произнес Дуэйн. — Не забывай об этом.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду печальное событие, происшедшее в твоей семье около месяца назад, — ответил Дуэйн.
— Почему ты так странно изъясняешься?
— Потому что не могу быть на сто процентов уверенным, что наш разговор никто не слушает.
— О!..
— Вот именно. Поэтому и прошу от тебя максимальной осторожности и осмотрительности.
— Хорошо, поняла. Когда ты собираешься вернуться, Дуэйн?
— Не раньше, чем послезавтра.
Она вздохнула, но ничем его слова не прокомментировала. Потом вдруг вспомнила о другом звонке, раздавшемся часа три назад.
— Кстати, мне сегодня снова звонила Присцилла. Она буквально плевалась от ярости и заявила, что «я и мой рыжий любовник-адвокат еще пожалеем о том, как с ней обошлись».
— Хорошо, что сказала мне. Я займусь этим.
— Ты считаешь, это серьезно?
— Сейчас все серьезно. Но ничего, у меня найдется средство заткнуть ее хорошенький ротик. А если не у меня, то у Макса и его коллег… — Он немного помолчал, затем спросил: — Ты ни о чем не жалеешь, Олли?
— Нет, — решительно ответила она. — Ни на мгновение. — И легкомысленным тоном добавила: — В конце концов, лишняя реклама не повредит моим полотнам. Даже наоборот. Мой агент будет в восторге. Он имеет десять процентов, так что…
— Черт, Олли, о нем-то я и не подумал! — воскликнул Дуэйн. — Что этот идиот наболтает прессе?
— Он совсем не идиот, — мягко возразила Оливия, — а очень приятный пожилой господин. И его отличительная черта — это ненависть к газетчикам. Что, конечно, более чем странно для человека его профессии. Но это факт. Так что тут мы можем быть совершенно спокойными.
— Вот как! Что ж, приятно слышать, что еще остались на свете люди с нормальным, здоровым отношением к прессе.
Оливия рассмеялась, хотя ей было совсем не смешно. Несмотря на предстоящее нашествие журналистов и связанные с ним неприятности, она продолжала думать о том, что до возвращения любимого остается еще целых два дня. Самое меньшее.
— Я позвоню тебе завтра. А сейчас переговори, пожалуйста, с Джеком и миссис Грейнджер и отдыхай. Ничего не бойся. И помни: я люблю тебя. Спокойной ночи, милая.
— Спокойной ночи.
Она послушалась его совета-приказания и позвонила своему бесценному управляющему, несмотря на поздний час, он еще не ушел.
— Джек, у меня для вас неприятные новости, — прямо сказала она. — Завтра с утра к нам могут нагрянуть репортеры. И мне бы не хотелось встречаться с ними. Вы можете это организовать?
— Конечно, мисс Олли, — с готовностью ответил Джек. — Нет проблем. А может, вы хотите, чтобы я отвез вас сегодня к миссис Майлз? Или в Миссулу, в отель?
— Нет-нет, Джек, спасибо, но полагаю, пока это излишне, — сказала Оливия, оценив его такт, ведь, несмотря на странность просьбы, он не стал выспрашивать, чем вызван неожиданный интерес репортеров. И решила поставить его в известность. Все равно скоро это будет известно всем и каждому. — Дело в моем бывшем муже. У него возникли весьма серьезные проблемы с законом. И мои знакомые считают, что журналисты захотят побеседовать со мной на эту тему.
— Мисс Олли, вы не обязаны мне что-то объяснять. Я соберу ребят и позабочусь о том, чтобы вас не беспокоили.
— Спасибо, Джек, я искренне признательна. Кстати, как там наши новые подопечные?
— Великолепно, мисс Олли, просто великолепно! Завтра ветеринар приедет, осмотрит, сделает прививки и через недельку, пожалуй, выведу их заниматься делом.
Олли улыбнулась.
— Неплохая у них жизнь, если разобраться.
Джек усмехнулся, потом заметил:
— С одной стороны, отличная. Все лето заниматься любовью, всю зиму лежать и жевать лучшее сено. Но, с другой — родись ты быком, и девяносто девять шансов из ста, что тебя кастрируют, а жизнь ты
