— Я командир первого дивизиона, — сказал Ларин. — Какой митинг? Вы чего-то путаете…
— Нет, мы не путаем. Нам из штаба полка сообщили, что у вас боец пострадал. Верно? Все его семейство в Ленинграде погибло?
— Да, так, — сказал Ларин.
— Так мы не путаем. Как пройти, товарищ командир дивизиона, не знаю вашего звания?
— Вам на КП приказали явиться?
— На КП.
— Держитесь за мной, — сказал Ларин и повернул коня.
На командном пункте дивизиона уже были собраны бойцы со всех батарей. Они стояли кольцом вокруг площадки, освещенной фарами двух грузовых машин. На эту световую площадку выходили ораторы. Было видно, как медленно падает снег на их фуражки и шапки и вдруг исчезает, словно растворившись в электрических лучах.
Выступал боец, который только что спрашивал у Ларина дорогу. Он говорил горячо, сильно жестикулируя.
— Горе товарища Ларионова — это наше горе, — сказал он.
Кто-то крикнул:
— Не Ларионова, а Родионова!
— Все равно, — громко крикнул выступавший, — пусть Родионова! Все равно не потерпим. У меня тоже семья в городе Ленинграде, — сказал он тихо и вошел в темный и тесный круг бойцов.
— Правильно! — крикнул чей-то злой голос.
Этот ночной митинг глубоко взволновал Ларина, и он считал правильным, что командир полка разрешил митинг, не боясь, что люди устанут накануне боевых учений.
Остаток ночи Ларин провел вместе с командирами батарей. Казалось, что все уже давно выверено и налажено и что нет никаких сомнений в том, что дивизион, как только придет час, будет работать, как послушный механизм, и что больше не о чем хлопотать. Но опытный офицер знает, что самая тщательная пригнанность всех частей механизма еще недостаточна для успеха дела. Если люди будут только повторять то, чему их учили начальники, если они не дерзнут на большее, чем то, что они уже умеют, дело не будет завершено успехом.
Это «чуть большее», которое решает дело, иначе называют вдохновением. Оно появляется лишь в том случае, когда человек не только поверил идее, в нем воспитанной, но и воодушевлен ею.
Ларин это хорошо знал. Вот почему, несмотря на то, что людям была до тонкости известна задача, он продолжал разговаривать с ними или просто всматривался в их лица, словно искал в них то внутреннее волнение, которое объединяет воюющих людей, и у одного находил, а другому пытался передать частицу своего собственного.
Начинался рассвет. Видно было, как медленно поднимается солнце в мутной пелене тумана и снега. Потом вдруг снег перестал падать. Земля заблестела. Ларин обрадовался солнечному утру. Тут ему Макарьев навстречу.
— Ты будь на огневых, — крикнул Ларин, — я на НП поскачу!
На НП его ждал Богданов. Ларин посмотрел на его озабоченное лицо и вдруг улыбнулся:
— Ну что, старшина? Опять что-нибудь случилось?
Богданов зашептал:
— Противник маскирует тяжелую батарею в искусственном лесу. С переднего края наблюдаем — лес и лес, и ничего, кроме леса. Я говорю: нет, что-то мне очень странно. Я лучше без трубы посмотрю. Смотрю невооруженным глазом. Вот видите, товарищ капитан, те сосенки? — Ларин взял бинокль. — Наблюдайте тихонько. Не сосенки, а только хитрость. Понатыкали муляж. Муляж — и только, — с удовольствием повторил Богданов иностранное слово.
— Верно, — сказал Ларин. — Этот лесок не зря сделан. Видимо, он скрывает там батарею.
— Так точно, — повторил Богданов.
Ларин быстро сделал расчет и велел Семушкину передать первой, воробьевской, батарее координаты цели.
В это время Ларин заметил приближавшихся к нему людей. В одном из них он еще издали узнал командира полка — высокий Макеев никогда не сутулился, и это делало его походку несколько напряженной и характерной. Спутник Макеева в плащ-палатке не был знаком Ларину. Вся группа подошла к ларинскому блиндажу. Ларин хотел доложить командиру полка, но в это время его спутник окинул плащ-палатку, и Ларин увидел незнакомого генерала.
Ожидая, что начальство пройдет вдоль фронта, Ларин встал у входа в свой блиндаж. Генерал улыбнулся и сказал:
— Мы к вам в гости, капитан, не возражаете?
Ларин быстро уступил ему дорогу. Приятное волнение охватило его. Наблюдательный пункт командира полка, на котором будет находиться и генерал, перенесен сюда, на НП командира дивизиона!
Через несколько минут учение началось. Макеев сразу же соединился с дивизионами по телефону и по рации, которую развернули бойцы взвода управления. Генерал, сев за стереотрубу, сказал:
— Хороший обзор.
— Тут есть очень интересные вещи, товарищ генерал, — сказал Ларин. — Возьмите влево 0-70, товарищ генерал. Видите лесок? Настоящий лесок, не правда ли? Но это искусственный лес. Я полагаю, что там противник. («Это данные Богданова, — подумал Ларин, — и надо было бы назвать его фамилию. Но, в сущности, не это сейчас важно, важно, что…»)
— Так вы разгадали? — спросил генерал не отрываясь от трубы. — Я эту ловушку сам планировал.
— Я дал команду подавить цель, — сказал Ларин как можно равнодушнее. Он чуть повернулся и сразу же встретился с взглядом командира полка. Ему показалось, что Макеев смотрит на него неодобрительно.
— Я, товарищ генерал, планировал огонь с тем расчетом… — И Ларин продолжал приготовленную фразу, все время чувствуя на себе взгляд Макеева.
— И совершенно правильно поступили, — сказал генерал, когда Ларин кончил говорить.
Ларин покраснел от этой похвалы.
— Разрешите узнать, товарищ подполковник, — обратился он к Макееву, сдерживая охватившую его веселость. — Не будет ли ваших приказаний?
— Новых приказаний в настоящее время у меня нет, — сказал Макеев.
«Сухарь, — подумал Ларин. — Впрочем, сейчас старший здесь генерал, а он мной доволен».
— Полк хорошо провел подготовку, — продолжал генерал, обращаясь к Макееву. — Можно не сомневаться в результатах, если только стрелковые подразделения не подведут.
— Слушаю, товарищ генерал, — ответил Макеев.
«Даже спасибо не сказал генералу», — мысленно продолжал Ларин осуждать Макеева.
— Смелее поддерживайте пехоту, — говорил тем временем по телефону Петунину командир полка. — На вашем фланге оба батальона имеют успех. Энергичнее поддерживайте.
В центре, который поддерживал ларинский дивизион, движение пехоты было менее эффективно.
— Огонь по леску! — скомандовал Макеев Ларину.
— Я, товарищ подполковник, уже приказал орудиям подавить батарею, — сказал Ларин.
— Не подавить батарею, а разбить дзот, — заметил Макеев.
— Да, да, — подтвердил генерал, — я приказал маскировать в лесу дзот.
Ларин бросился к телефону, нажав рычажок, крикнул позывные первой батареи. Линия не отвечала.
— Семушкин! — крикнул Ларин.
— На линии Семушкин, товарищ капитан, порыв ищет, — откликнулся Богданов.
— Связист, товарищ генерал, золотой человек, — объяснил Ларин, стараясь быть как можно более непринужденным и потому говоря несвойственным ему тоном, — Случайно не получил Героя.
