своих больших темных глаз.
Вечер евхаристичной молодежи затухал. От пирожных, тортов и фруктов остались только крошки. «Рыцари господа Христа» исчезали один за другим, унося в карманах лакомства. На полу валялись бумажки, на смятых скатертях виднелись мокрые пятна, гирлянды из зелени и гофрированных разноцветных бумажек уныло свисали с потолка и стен. Свет был притушен, и опустевшая белошвейная мастерская, распростившись с веселым праздничным настроением, являла собою печальную картину хаоса. Всюду валялись вещи, уже использованные и никому не нужные.
— Построиться парами! — ударила в ладоши сестра Алоиза. — Быстро!
Среди девушек произошло замешательство. Монахиня вторично ударила в ладоши.
— Вы слышали? Построиться парами!
— А если Сабина не хочет идти! — пискнула Зоська, счастливая от сознания, что вот сейчас вспыхнет новая заваруха.
— Сабина встанет в первой паре, — отчеканила сестра Алоиза.
Сабина, растолкав девушек, налетела на монахиню.
— Я хочу веселиться! Ведь должно было состояться увеселение! Не пойду!
Мы не верили ушам своим. Сабина, опившаяся несколькими стаканами крепкого чая, с красной физиономией, с горящими глазами, в сбившемся набекрень венце из лилий святого Иосифа, неистовствовала и металась перед монахиней, путаясь в своей белой простыне.
— Должно было состояться веселье! А я совсем не веселилась!
— Увеселение длилось более трех часов, — спокойно пояснила сестра Алоиза. — Ты имела достаточно времени на то, чтобы отдать дань развлечениям. Чего же ты еще хочешь?
— Танцевать!
— Что такое?
— Танцевать! — повторила Сабина высокомерно и твердо.
Монахиня пожала плечами.
— Выпей воды и взгляни на себя — как ты выглядишь.
— Можно мне?! — гаркнула Сабина.
— Сестра… разрешите ненадолго… — Матушка-настоятельница, кинув взгляд на воспитательницу, вышла в коридор.
Сестра Алоиза последовала за нею. Они обе направились в трапезную. Долго о чем-то шептались. Нас охватило беспокойство. Сестра Алоиза все не возвращалась. Наконец появилась сестра Барбара. У нее было измученное лицо. Сестра Барбара села за фисгармонию, положила руки на клавиши. Мы ожидали — обеспокоенные и испуганные. Неожиданный уход воспитательницы, ее переговоры с матушкой при закрытых дверях не предвещали ничего хорошего.
— Может быть, сестра сыграет нам? — несмело предложила Зуля.
Монахиня молчала. Все это показалось нам весьма странным. Владка многозначительно кашлянула. Сестра Барбара, не глядя на нас, заявила спокойным голосом:
— Я сыграю вам вальсик.
Слабые, негромкие звуки манили к танцу. Не зная, можно ли верить этой затее, мы стояли тихо, опустив руки по швам. Сестра Барбара, улыбкой ответив на умоляющий взгляд Гельки, поощряюще кивнула головой.
Гелька покраснела и, обняв рукою возбужденную Йоасю, увлекла ее в вихрь танца. За этой парой и все «белые гробы» закружились в танце. Малышки, не поспевая за старшими, топтались на месте.
Неожиданно мелодия прервалась. Сестра Барбара поднялась с табурета.
— Почему Сабина плачет?
Сабина, упершись лбом в стенку, горько рыдала.
— Почему ты не танцуешь? Больна?
Сабина отрицательно покачала головой и продолжала плакать.
— Опилась, — заявила Казя.
— Плачет по своему гуралу…
— Оставьте ее! — Сестра Барбара снова склонилась над клавиатурой. — А теперь — полька! Ну, живо, девушки!
Однако полька явно не клеилась. Девчата, не зная последовательности фигур, наступали друг другу на ноги, сбивались с ритма; началось замешательство.
— Сабина! Прошу тебя в первую пару. Ты будешь вести польку!.. — распорядилась сестра Барбара.
Сабина послушно встала в первой паре, утерла глаза, поправила на голове венок.
С первыми же тактами музыки в нее словно вселился дух резвости. Она сдернула с волос венок и, подобрав платье, начала танцевать так темпераментно, что на стенах задрожали образа.
— И где Сабина научилась так танцевать? — удивлялись мы вслух.
Может быть, возя по вечерам саночки с бидонами помоев для свиней, она задерживалась возле окон придорожной корчмы, очарованная видом гуляющих там подвыпивших мужчин? А может быть, возвращаясь от вечерни, она жадно ловила эхо гуральских вечеринок? Прихлопывая в ладоши, притопывая, отталкивая менее ловких девчат, она излучала теперь бешеную веселость.
Утомленные смехом и танцами, мы расселись на скамейках возле стены. Казя выбежала из мастерской.
— Подождите, я принесу из спальни колокольчики, и тогда станцуем «цыганочку».
Сестра Барбара снова ударила по клавишам.
— Зося, — соло!
И Зося бросилась в вихрь стремительного гуральского танца. Сестра Барбара поддерживала этот темп, имитируя на фисгармонии монотонное, глухое и упрямое гудение контрабаса. Сабина не выдержала и тоже пустилась в пляс. И вот в центре мастерской неистовствуют уже двое. Сабина кружится перед Зоськой. Зоська пятится, ускользает от нее, отвернув голову в сторону. Постукивание каблуков об пол создавало непрекращающийся, преисполненный страсти ритм танца.
С восхищением взглянула я на сестру Барбару, но… чувство радости и веселья тут же покинуло меня. На лице монахини не было ни веселости, ни возбуждения. С беспомощным состраданием глядела она на кружащихся в танце девчат; их щеки покрыл кирпично-красный румянец.
Двери с шумом отворились, и в мастерскую влетела Казя.
— Идите наверх! Матушка обыскивает наши койки!
Возбужденные танцами, все мы в одно мгновение словно онемели. Первой пришла в себя Сабина.
— Пойдемте в ее келью! Если нас позволено обыскивать, то можем и мы обыскивать монахинь!
Гелька подошла к сидевшей за фисгармонией монахине, поклонилась ей глубоко, в пояс.
— Вот, значит, почему вы так прекрасно играли нам! Бог вам заплатит, сестричка!
Галдящая толпа девчат высыпала из трапезной на лестницу. Барабаня кулаками в запертую дверь спальни, дергая ручку, мы кричали:
— Это свинство! Законченное свинство — так обвести нас!
— Взломать дверь топором!
Сознание того, что в данную минуту матушка-настоятельница безнаказанно ощупывает наши матрацы, — не спрятаны ли в них какие-либо противозаконные вещи, — приводило нас в бешенство.
Гелька, сокрушая дверь кулаком, то и дело повторяла сквозь стиснутые зубы:
— Пойду… Ей-богу!.. Пойду к двери ее кельи и буду рубить… Пусть только не откроют…
Неожиданно двери спальни распахнулись. На пороге стояла сестра Алоиза со свечой в высоко поднятой руке.
— Что здесь происходит?
Девчата умолкли.
