В кварталах дальних и печальных

1998

«В деревню Сартасы, как время пришло…»

Мой щегол, я голову закину…

О. М.[55]

В деревню Сартасы, как время пришло,
меня занесло.
Давно рассвело, и скользнуло незло
по Обве[56] весло.

Я вышел тогда покурить на крыльцо —
тоска налицо.
Из губ моих, вот, голубое кольцо
летит к облакам.

Я выдержу, фигушки вам, дуракам!
Хлебнуть бы воды,
запить эту горечь беды-лебеды.
Да ведра пусты.

1998

«Восьмидесятые, усатые…»

Восьмидесятые, усатые,
хвостатые и полосатые.
Трамваи дребезжат бесплатные.
Летят снежинки аккуратные.

Фигово жили, словно не были.
Пожалуй, так оно, однако
гляди сюда, какими лейбами
расписана моя телега.

На спину «Levi’s» пришпандорено,
и «Puma» на рукав пришпилено.
И трехрублевка, что надорвана,
получена с Сереги Жилина.

13 лет. Стою на ринге.
Загар бронею на узбеке.
Я проиграю в поединке,
но выиграю в дискотеке.

Пойду в общагу ПТУ,
гусар, повеса из повес.
Меня «обуют» на мосту
три ухаря из ППС.

И я услышу поутру,
очнувшись головой на свае:
трамваи едут по нутру,
под мостом дребезжат трамваи.

Трамваи дребезжат бесплатные.
Летят снежинки аккуратные….

1998

«В полдень проснешься, откроешь окно…»

В полдень проснешься, откроешь окно —
двадцать девятое светлое мая:
Господи, в воздухе пыль золотая.
И ветераны стучат в домино.

Значит, по телеку кажут говно.
Дурочка Рая стоит у сарая,