почти все только для взрослых. — Орнелла смотрит, что есть в холодильнике. — Сделаю тебе «пастина ин бродо».
— Не надо, спасибо.
Но она все равно разогревает бульон. Мальчик наблюдает за бабушкой. В кухне стоит запах ее духов, но когда бульон закипает, его перебивает маслянистый куриный аромат. Орнелла поворачивается к Масси, держа деревянную ложку, от которой идет пар. Она убирает челку со лба мальчика.
— Теперь ты хотя бы будешь видеть. Но пробор неровный. Сейчас поправлю.
— Не надо, спасибо.
— У меня это хорошо выходит. — Она наклоняется к нему, он — от нее.
Масси смотрит на свою видеоигру, «Нинтендо Ди-Эс Лайт», которую ему купили несколько недель назад.
— Можно включить?
— Еда почти готова.
— Не хочу я есть.
Какое-то мгновение Орнелла молчит. Она выключает плиту. Потом подавлено уходит в гостиную. Там она замирает, глядя на входную дверь, за которой ее старший сын смеется, разговаривая по мобильному.
Он заканчивает беседу на радостной ноте и с улыбкой возвращается в квартиру.
— Где Масси? Нам пора.
— Я пыталась заставить его поесть, теперь я понимаю, о чем ты говорил — это просто невозможно.
Дарио озадачен.
— Вообще-то мы, наоборот, не можем его остановить.
Мальчик выходит из кухни, неловко ступая в одной кроссовке. Он поглощен игрой.
— Выключи ее, — говорит отец. Масси не слушается. Выходя из квартиры, он спотыкается о порог. Он настолько увлечен, что даже не удосуживается сказать бабушке до свидания.
Но она все же с ним прощается.
— Кстати, знаешь, кого я встретил? — вспоминает Дарио, забегая на кухню за кроссовкой. — Кэтлин Солсон. — Это его бывшая возлюбленная, с которой он познакомился в 1987 году, когда они оба стажировались в газете. — Она вернулась, в смысле из Вашингтона.
— Ну и как она?
— Все такая же. Только старше стала.
— Больше я ничего не хочу знать.
— С текущими событиями это никак не связано.
— Это связано с газетой. Не желаю знать.
— Так тебе достать завтрашний номер?
— Я побаиваюсь его читать, — признается Орнелла, понижая голос. — Ты, похоже, уже не помнишь.
— Чего я не помню?
— Марты не будет до вторника.
— А ты не можешь дождаться вторника, чтобы ее уволить?
— Ты не так понял.
Орнелла стоит рядом со стремянкой, придерживая ее. Как бы ей хотелось больше не волноваться. Это всего лишь очередной выпуск газеты — там ведь не будет написано, чем она занималась в этот конкретный день.
Дарио забирается на антресоль.
— Ее тут нет.
— Нет, она там.
Он ищет.
— Серьезно, ее тут нет. Можешь залезть и проверить. Клянусь, этого номера нет.
Мать стоит на своем:
— Я их все собирала, ни одного не пропустила.
— К сожалению, сейчас один придется пропустить. За двадцать пятое апреля доставать? Он на месте.
— Не хочу. До него я еще не дошла.
Дарио спускается, спрыгивая с третьей ступеньки, подлетает к матери и быстро целует ее в щеку.
Орнелла не была готова к такой нежности, она смущенно улыбается, а потом отталкивает его и, придя в себя, начинает сердиться.
— Ты меня чуть не повалил. Это не смешно.
Орнелла добирается от своего дома в Париоли до редакции газеты на Корсо Витторио на такси. Раньше она тут не бывала: побаивалась этого места, которое вмещает в себя весь мир, хотя само вмещается в одно неряшливое здание. Но теперь у нее просто не остается выбора: в ее хранилище нет завтрашнего номера, и надо его раздобыть.
— Я не знаю, какой этаж, — отвечает она по-английски, — я ищу главный офис газеты.
— Тогда вам со мной. — Он закрывает дверь и костяшкой пальца нажимает кнопку четвертого этажа. Лифт едет вверх.
— Вы тут работаете?
— Да.
— Как вас зовут?
— Артур Гопал.
— Да, я читала ваши некрологи. На днях вы писали о Никсоне.
— Никсон умер сто лет назад, — ошарашенно отвечает он. — Да и к тому же я больше не пишу некрологов. Я редактор раздела культуры.
— Ваш текст показался мне слегка однобоким. Кое-что хорошее Никсон тоже сделал.
Гостья говорит, что пришла к Кэтлин Солсон, и Артур заходит в отдел новостей, чтобы сообщить кому-нибудь из коллег. Орнелле хочется пойти за ним, посмотреть на работу внутренней кухни. Но нет: если вы не хотите утратить вкус к сосискам, вам лучше не знать, как их делают.
Через несколько минут появляется Кэтлин.
— Что-то в последнее время мне везет на Монтерекки. Несколько недель назад вот на сына вашего наткнулась.
— Да, он мне сказал. — Орнелла неловко наклоняется к Кэтлин, решившись обнять ее, но немедленно жалеет об этом. Объятие получается скованным и поспешным.
В лифте они едут молча. Орнелла все еще думает о том, что зря обняла Кэтлин. Вышло как-то нелепо. Наверное, это было еще и нечестно по отношению к Дарио?
— Куда пойдем?
— Мне слишком далеко отходить нельзя, — отвечает Кэтлин.
Они идут по Корсо Витторио, мимо потока автобусов, такси и завывающих мотороллеров. Орнелле приходится говорить громче, чтобы ее было слышно:
— Могу обрадовать тебя тем, что я все еще скрупулезнейшим образом читаю вашу газету.
— До какого года вы дошли?
— До девяносто четвертого. Как раз до нашей последней встречи.
— Да, я тогда уехала.
— Я даже точно помню число — мы виделись в больнице, когда Козимо заболел, двадцать четвертого апреля.
Звонит «блэкберри» Кэтлин. Это Мензис. Она дает ему несколько указаний и вешает трубку.
— Ты грубо с ним разговаривала, — комментирует Орнелла.
