смерти. Это издатели назвали его «Доводами рассудка».
— Но название отличное.
— Да, согласен.
— А что вам больше всего понравилось? — интересуется Эбби.
— Наверное, «Мэнсфилд-парк». А может, и «Гордость». Только «Разум и чувства» не очень.
— Я, в общем-то, кроме «Гордости и предубеждения», ничего и не читала.
— А я подумал, что она ваша любимая писательница.
— Знаю, знаю. Но я вообще ужасно мало читаю. Трое детей. Работа.
— Трое детей? — У него округлились глаза.
— В смысле?
— Нет, я просто впечатлен. Для матери троих детей вы кажетесь слишком молодой.
— Наверное. Хотя я не такая уж и молодая. Ну да ладно. Простите, что отвлекаю вас от чтения.
— Да что вы, ерунда, если честно, я только рад поговорить. В офисе же никто ни с кем не разговаривал. Заметили? Особенно меня это удивляло, когда я только начал там работать. Все думал, может, в газете есть какое-то тайное общество, или от меня как-нибудь ужасно пахнет, или что еще. Все время мертвая тишина стояла.
— Да, все так.
— Чувствуешь себя так, будто все вокруг тебя ненавидят.
— Да, я все время именно это и ощущаю. — Коллеги Эбби никогда ее даже по имени не называют, придумали какую-то Бухгалтерию. Эта кличка ее бесит. Они просто не в состоянии принять тот факт, что она, молодая женщина, находится выше них в пищевой цепи. Но именно благодаря ей у них есть работа. А они, прославленные стенографисты, только и делают, что разглагольствуют о прерогативах прессы, словно газета — нечто большее, чем просто бизнес. Замечательно, только давайте поговорим об этом после того, как сделаем газету прибыльной. Самый напыщенный из них, этот невыносимый Герман Коэн, постоянно шлет ей статьи типа «Крохоборство в СМИ до добра не доводит». Как будто именно она роет газете могилу. А ведь это он не дал им создать собственный сайт. Мыслимо ли?! Сегодня, в наше время, не иметь страницы в интернете! Но те, кто зовет ее Бухгалтерией, о таких вещах не думают. Как и о том, сколько денег газета теряет, когда они не сдают выпуск вовремя (этой осенью они уже лишились сорока трех тысяч евро именно по этой причине). Или сколько сил она отдала борьбе против сокращения штата. (Она уговорила совет директоров ограничиться девятью жертвами вместо шестнадцати, и из самой редакции уволили всего одного человека.) Если бы не она, они все через месяц оказались бы на улице. И они льют на нее помои.
— Как-то это грустно, — продолжает Эбби, — только во время полета за океан удалось перекинуться парой слов с коллегой.
— Один раз мы с вами разговаривали, когда я только пришел.
— Да, моя приветственная болтовня. Это было совсем по-свински?
— Ну, не совсем.
— Нет? А насколько же?
— Я шучу. Нет, просто казалось, что вы сильно заняты.
— Да. Я действительно все время занята. Ассистента мне не хотят оплачивать. И с чего бы им, честно говоря? Я у них работаю за троих. Сама виновата. Простите, не стоит мне ныть. А еще Простите меня за прошлое — если вдруг я вела себя как сами знаете кто на работе. Вы же понимаете, в газетах, бывает, царит не самая здоровая атмосфера. — Она слегка наклоняется к Дэйву. — Так вы любите читать?
Он перелистывает страницы.
— Когда есть такая возможность. — Он кладет книгу на ногу корешком вверх.
— Не надо ее так.
— Как?
— Класть раскрытую. Иначе она может развалиться.
— Ничего страшного.
— Простите. Что-то я начала вам указывать. Дам вам спокойно почитать.
— На этот счет не беспокойтесь.
— Мне и самой, наверное, стоит поработать. — Эбби открывает откидной столик и замирает. Там, в папках, ничего нет про Дэйва? Чего-нибудь такого, что ему лучше не видеть? Она слегка приоткрывает скоросшиватель и вытаскивает несколько безобидных документов, украдкой изучая соседа. Он переворачивает страницу книги. Похоже, он погружен в роман и не проявляет никакого интереса к ее утомительным таблицам. На какой он сейчас странице? На восемьдесят третьей. Она демонстративно роется в бумагах, ставит ничего не значащую галочку, но на самом деле Эбби читает «Доводы рассудка», заглядывая Дэйву через плечо. Он снова перелистывает страницу. Он читает быстрее. Это несколько раздражает. Но этого и следовало ожидать — ведь он уже в курсе, как развивается сюжет. Эбби еще раз для виду перетасовывает бумаги. Дэйв снова переворачивает страницу, задерживает дыхание и раскрывает книгу так, чтобы им обоим было удобно читать. Эбби снова попалась. С горящими ушами она возвращается к документам.
— Затягивает, да, — деликатно комментирует он.
— Это у меня ужасная привычка. Простите.
— Ерунда. Вот, пожалуйста. — Он кладет книгу на подлокотник между ними. — Объяснить, что тут у них происходит?
— Нет, нет, не утруждайтесь. Мне надо работать.
— Вот поэтому меня и уволили, — шутит он. — Пока все работают, я читаю эту чертову Джейн Остин!
Уволили? До этого он не так ситуацию описывал.
— Хорошо, что вы можете шутить на эту тему.
— Это проще, когда у тебя есть новая работа.
— Да? Рада слышать.
— Благодарю. Да, прямо на следующий день после того, как меня выперли, я разговаривал со своим итальянским товарищем и он рассказал мне, что есть такое место. Похоже, мне повезло.
Эбби задумывается, сколько же Дэйву Беллингу лет. Примерно ее возраста? Чуть старше?
— О, смотрите, — замечает она, — несут первый обед.
— Первый обед?
— Да, на этом рейсе будет два обеда из-за разницы в часовых поясах.
— О, круто.
— Так и есть.
Они поедают пластмассовую курицу с резиновой морковью, закусывают какой-то розовой конфетой и отпускают язвительные замечания по поводу качества еды: так возмущаются унылыми самолетными обедами все пассажиры, уничтожая их тем не менее до крошки.
— Так, а почему вы летите в Атланту? — интересуется Эбби.
— Да просто хотел со своими повидаться, прежде чем на новую работу выходить.
— Значит, вы из тех краев?
— Да, из Джорджии. Небольшой городок под названием Оцилла.
— Хорошо там?
— Нормально. Но жить бы я там уже не смог. Я там вырос, и этого вполне достаточно. А вы? Вы откуда?
— Изначально из Рочестера, Нью-Йорк.
— Ага, значит, вы тоже «изначально». После чего бывает куча остановок.
— Ну, не так уж и много. Я училась в колледже в Бингемтоне, потом на год уехала за границу, в Милан, там познакомилась с мужем. То есть сейчас он мне уже не муж. Бывший. Но тогда-то он не был бывшим. Не знаю теперь, как его называть.
— Позвольте мне, как корректору, вас поправить: ваш будущий муж, впоследствии ставший бывшим, но на тот момент еще даже не настоящий.
