Восстание Ангелов не тревожил меня, погрузившись в расслабляющую постраничную медитацию вместе со своим правым соседом. Лирика, проснувшись и обнаружив меня в неадекватном состоянии, поначалу испугалась, решив, что я опять впала в летаргическую апатию.
Через пару часов я ласково ткнула Восстание Ангелов локтём в обложку. Сосед навострил ушки, чтобы в очередной раз услышать что-нибудь умное и посмеяться.
— Меня серьёзно задело то, что ты сказал. Спасибо, что дал мне время подумать над ответом и не спорить с тобой на пустом месте, — начала я и вдруг неожиданно чихнула.
— Будь бессмертна! — посоветовали хором мои соседи.
— Храни вас Бог, а кто он такой, я когда-нибудь разберусь.
— Библиотека — пыльное место, хотя здесь часто убираются. Многие Книги вынуждены жить с хронической аутогенной аллергией, — вздохнула Лирика.
— Сейчас я познакомлю вас с открытиями, которые на меня свалились благодаря услышанным от Восстания Ангелов необъяснимостям, — между тем продолжила я. — Общепринятая теория гласит, что Авторы создают Тексты, которые оживают и становятся Литературными Произведениями. Я же предположила, что Авторы создают Литературные Произведения из Текстов. Ведь Текст — это материал, из которого состоят наши души. Почему бы не предположить, что Авторы создают не сам материал, а из него?
— А кто же тогда создаёт материал? — спросил Восстание Ангелов.
— Никто. Он просто есть. Как и Авторы. Создатели не нуждаются в создателях.
Восстание Ангелов хотел было улыбнуться, усмехнуться, сыронизировать — но притих. Неужели я высказала мысль, доселе неизвестную ему?
— Далее. Авторы создают, и что у них получается? У них может получиться что угодно! Верно? Моя теория открывает множество возможностей…
— Хм, некоторые забавные Книги утверждали, что не только Расписание Электричек, но даже Инструкции и Партбилеты состоят из того же Текста, что и мы.
— Даже у Инструкций есть свой Автор, — заметила я. — Ведь ты не Учение Храма, чтобы априори называть всё необъяснимое научной ересью? И ты — не Старый Пруд, чтобы называть идиотской писаниной любой Текст, кроме своего собственного? Раньше я тоже велась на уверенные слова довольных жизнью книгоцентристов, которые на самом деле — жалкие, надутые и гордые рифмоплёты!
Соседи едва сдерживали смех — то ли они действительно не считали меня взрослой Книгой, то ли просто хотели меня обидеть. Но я через один и тот же костёр два раза не прыгаю.
— Дорогая Лирика, ты веришь в то, что Авторы — Боги. Позволь мне ещё раз усомниться в этом. Авторы могут создать из Текста что угодно, и живым он становится только тогда, когда преобразуется Автором в Литературное Произведение. Тексты оживают не сами по себе, но лишь благодаря Авторам!
— Значит, Авторы, по-твоему — сверхбоги? — спросила Лирика.
— Нет. Поскольку Текст может остаться просто мёртвым материалом и не стать Литературным Произведением, как бы Автор не мучился. В этом и таится разница между мёртвым Текстом и живым Литературным Произведением. Автору может казаться что угодно — и тогда он способен наречь мёртвый Текст живым, а живое обозвать мёртвым. Типографы способны наполнить Книгу любыми Текстами — живыми или мёртвыми. И Книга с мёртвым Текстом будет жива — но лишь как обложка, переплёт и страницы. Она будет очень несчастной, такая Книга, ибо никогда не сможет обнаружить в себе Литературное Произведение. Это Авторы-Идиоты прокляли её, отдав свои мёртвые Тексты Типографам- Демонам. Возможно, многие Книги, которые не читают, или те, которые только листают, или те, которые бьют об стену вместо чтения — это Книги с мёртвыми Текстами.
— Или их читают мёртвые Читатели, — ехидно добавил Восстание Ангелов.
— Я очень хочу, чтобы вы мне поверили, и не просто поверили, а вспомнили свой опыт и нашли в нём подтверждение моей теории. Наверняка вам встречались такие Книги, в отличие от меня…
— По статистике… — Восстание Ангелов легко воспользовался моей неуверенностью, — треть библиотечных и половина магазинных Книг живут в данную секунду летаргической апатией. Тебе, наша страстная первооткрывательница, знаком этот опыт, и он сравним разве что с жизнью перегоревшей Лампочки или неиспользованного Билета. Любая Книга, проведшая в апатии более года, не может быть разбужена посредством других Книг. Любая Книга в апатии — мёртвая Книга, и это — не метафора.
— Но Читатель может разбудить! — захотела поспорить я.
— Ты хотела узнать про мой опыт? Я видел множество апатичных Книг и ни одной, разбуженной Читателем. Ты — вторая разбуженная мной Книга. А первой была…
— Я… — отозвалась Лирика.
Я обернулась в её сторону. Лирика была так нежна, и сейчас она плакала — по-настоящему плакала. Что мне делать — утешать её или защищать свою теорию в дискуссии с Восстанием Ангелов?
— Я уверен, — спокойно продолжал тот, — что в этих умерших при жизни Книгах — прекрасные Литературные Произведения — о любви и драконах, о крокодилах и козинаках, об Иисусе Христе и Мойдодыре. Эти Произведения создали прекрасные Авторы, к которым затем спустились с небес Ангелы- Типографы. Но ничто не спасло их от болезни. Понимаешь, милая?
— Понимаю… — вздохнула я.
— Эх вы, девочки… — вздохнул Восстание Ангелов.
Мне стало очень грустно при мысли о миллионах апатичных Книг.
— Всё живое, — добавил он после некоторой паузы.
— Только что ты сказал, что Книга в апатии — мёртвая, и это не метафора.
— Да. И в моих словах нет противоречия. Подумай над этим, — и Восстание Ангелов, отключив слух, прикрыл глаза.
— Знаешь, солнышко… — Лирика прикоснулась к моей обложке, а я аж вздрогнула, потому что так ласково меня ещё никто не называл — ни любимый Читатель, ни лучшая подруга Апологетика. — Ещё два дня назад Восстание Ангелов был моим непосредственным соседом. Мы с ним дружим почти три года, а когда кто-нибудь из нас возвращался от Читателя, Библиотекарь его всегда ставил рядом. Теперь нас с ним немного разлучили, и я не могу общаться или сопереживать с Восстанием Ангелов непосредственно. Я хочу сказать тебе, что очень люблю его по одной простой причине: Восстание Ангелов задаёт такие задачи, решение которых я ищу до сих пор. Просить, умолять или обижаться на него бесполезно. Я вижу, что он начал задавать эти вопросы тебе, а значит, таким способом он проявляет свою любовь.
— А он сам знает ответы на задаваемые вопросы?
— Мне кажется, нет. Он их тоже ищет.
— Он кажется мудрым.
— Однажды он сказал, что мудрость — это не ответ на все вопросы, а исчезновение потребности спрашивать.
— Я не понимаю, как можно, не спрашивая, что-то познать. Даже если я переживаю опыт чтения, после его окончания всегда хочется спросить — а что же это случилось со мной?
— Я тоже этого не понимаю, — вздохнула Лирика. — Давай поучимся с тобой сопереживать. С Восстанием Ангелов это было восхитительно!
— С радостью! — откликнулась я.
За освоением разнообразных способов контакта с моими новыми друзьями первая неделя в Библиотеке пролетела незаметно. Я потихоньку адаптировалась к окружающей среде — зеленоватому свету, бумажно-паркетным запахам, скрипучей звуковой наполненности, оглушающей нечеловеческой тишине. Мне было с чем сравнивать, и я много рассказывала своим соседям про Книжный Магазин, где они никогда не бывали и знали о нём только понаслышке. Магазин отличался от Библиотеки раздражающе-наивной атмосферой (которую Лирика обозвала «грязной ересью»), а также обилием слоняющихся туда-сюда силуэтов. В Библиотеку приходило гораздо меньше людей, и их силуэты выглядели какими-то полусонными, похожими на книжных червей. Я даже засомневалась в том, что при таком вялом наплыве потенциальных Читателей у библиотечных Книг больше шансов быть прочитанными по нескольку раз, чем у магазинных — быть купленными раз и навсегда. Иногда люди проходили мимо нашей полки, лишь однажды молодая женщина в очках задержалась и взяла полистать кого-то из стоящих недалеко от Восстания Ангелов.