— Тогда зачем ты ответила, что ты — Книга?
— Ты спросила, я ответила. Я знаю, что ты хотела услышать, что я считаю себя Литературным Произведением. Но я не НЛП-Соблазнение, чтобы говорить то, что хотят услышать окружающие.
— Прости, но я не знакома с Книгой по имени НЛП-Соблазнение.
— А мне довелось прожить с ней три месяца на одной полке. Эта Книга утверждала, что прочитала себя на две трети, и с тех пор я серьёзно задумалась, насколько для Книги благо — прочитать себя полностью.
— Ты очень долго общалась с Восстанием Ангелов. С тобой непросто вести диалог! — хмыкнула я недовольно.
— Ой, да ну тебя, Безусловная Любовь! Ты даже маску недовольства без Инструкции Надевания Масок нацепить не можешь!
И мы обе от души рассмеялись. Я чувствовала себя превосходно, несмотря на то, что ответы соседей меня не удовлетворили, а покой мне теперь даже и не снился.
Спустя полтора месяца после того, как Леночка отнесла меня в Библиотеку вместо какой-то другой Книги (о Судьбе которой я совсем не переживала), я уже освоила азы книгаямы и книга-йоги. Вторую премудрость преподавала Лирика по своей собственной системе, которая являлась синтезом её опыта, двадцати пяти главных страничных асан Торы и набора оздоровительных упражнений для молодых Книг, разработанных Сонетами Шекспира в сокнижестве с Рубаями Хайяма. Книга-йога давалась мне с трудом, но её первые положительные результаты вдохновляли на продолжение занятий. Мы с Лирикой практиковали попеременное напряжение и расслабление страниц — причём каждой в отдельности, что сильно повышало не только мою чувствительность к внешнему миру, но и сопротивляемость боли. Лирика объяснила, что разницу в ощущениях я лучше всего почувствую в будущем — во время чтения Читателем. Помимо этого, я занималась упражнениями, укрепляющими прочность переплёта, гармонизирующими внутреннюю красоту обложки, избавляющими от негативных мыслей по отношению к себе и даже — увеличивающими удобоваримость моего Текста. Правда, я не понимала смысла некоторых из предлагаемых мне Лирикой действий, а особенно — смысла их последствий. На что Лирика резонно замечала, что ни один смысл в Книжном Мире нельзя определить однозначно.
За это время я почти позабыла, что существует мир грёз, в который нужно погружаться якобы для избавления от текущих проблем или болячек. Ни Лирика, ни Восстание Ангелов не поощряли такого способа существования, считая его бегством от скуки, порождённой страхом остаться ненужной. А концепцию нужности, приносящую столько страданий, я просто возненавидела. Правда, соседи часто осекали меня, когда я начинала гордиться тем, что становлюсь такой умной. В глубине моей души только зарождалось семя понимания относительности любой, даже самой удивительной и полезной, концепции. Но как жить без концепций, как развиваться и, главное, как мыслить по-другому — я не знала. Восстание Ангелов, разумеется, мудро молчал и периодически подкидывал мне свои коаны, а Лирика утверждала, что многие Книги годами занимаются йогой с медитациями, но так и не познают бесконцептуального мира.
Сопереживание, которое Лирика называла розовым словом «эмпатия», осталось моим любимым способом духовного сближения. Благодаря нему оба соседа стали моими друзьями. Я могла часами утопать в объятиях Лирики, чувствовать её всеми фибрами моих невидимых человеческому глазу рук, летать с ней в бесконечных пространствах доверия и понимания. Восстание Ангелов позволял сопереживать с ним не так часто, но зато эти контакты каждый раз оказывались настолько фантастическими, что я едва ли не сходила с ума, когда сеанс заканчивался. После глубокой эмпатии с ним я ещё несколько часов дрожала и лила девичьи слёзы от удовольствия, не могла открыть глаз, пошевельнуть руками и включить слух. Когда я обретала способность к речи, то сразу же замучивала Восстание Ангелов вопросами о его впечатлениях от меня. Мне было очень важно, чтобы любимые друзья чувствовали себя со мной чудесно и говорили об этом, а они, конечно же, считали, что всякие слова после сеансов эмпатии неуместны.
Погружение в сны друг друга мы практиковали нечасто, поскольку, как ни странно, мои соседи ничего не знали о таком способе взаимопознания. А результатами наших редких попыток никто не был доволен. Лишь однажды нам с Лирикой удалось что-то увидеть: мы с ней шли, держась за руки, по петляющей между высоких деревьев тропинке, и она читала стихи, называя их своими. Проснувшись, никто из нас не вспомнил этих стихов, а возможность передвижения не была чем-то сверхнеобычным, потому что снилась или воображалась относительно легко.
Контакты с людьми в Библиотеке действительно оказались нечастыми, и меня пока никто не брал даже полистать. А вот Лирику однажды взяли — и быстро вернули на место, и хорошо, что на то же самое. Мои сомнения по поводу частой читаемости библиотечных Книг вновь дали о себе знать.
— Ты сравниваешь со своим опытом, — пояснил Восстание Ангелов. — А твой опыт — удачен и необычен, в отличие от опыта большинства магазинных Книг. Не переживай — в Библиотеку почти никогда не заходят случайные люди.
— А как же недочитанность?
— Это может случаться с теми Книгами, в которых много Литературных Произведений составляют одно Мегапроизведение, потому что не каждый Читатель нуждается в каждом составляющем Книгу Произведении.
Объяснение показалось мне простым, но не удовлетворительным. Леночка не дочитала меня, хотя я чувствовала, что во мне — одно Литературное Произведение.
— Восстание Ангелов, я чего-то не понимаю, — сказала я.
— Это прекрасно! Это просто восхитительно! — искренне обрадовался он.
— Объясни мне так, как умеешь только ты. Ты же знаешь — простые ответы мне не подходят, они годятся только для наивных дурочек вроде Книжек-Раскрасок.
— Хорошо, моя родная. Начнём с того, что во всех Книгах — разные Литературные Произведения, за исключением…
— Сестёр и братьев?
— Правильно.
— Значит, это не гипотеза, это факт? Одно Произведение способно оживить множество Книг благодаря Типографам?
— Да. Вода может быть налита как в кувшин, так и в пиалу.
— Хорошо, допустим…
— Есть две возможности. Первая — все Книги похожи друг на друга тем, что они — Книги, а отличаются Литературными Произведениями. И вторая — сёстры и братья похожи Произведениями, а значит, отличаются… — Восстание Ангелов сделал паузу.
— Но они ведь тоже Книги, значит… ничем?!
— А тогда какой смысл в двух, трёх или десяти одинаковых Существах?
— Никакого!
— Ну и?
— Обложкой, страницами? Чем ещё? Свойствами личности? Да?
— Да. Всем, чем угодно, они могут отличаться — кроме Литературных Произведений.
— Уфф, мне, наконец, понятно.
Я облегчённо вздохнула. Всё так просто!
— И теперь представь, что ты встретилась со своей сестрой…
— Ну да! Всё равно я — это я, она — это она. Мы можем быть похожи нашими душами и даже обложками — тем не менее, различия всё равно есть, ведь мы две разные Книги, не одна.
— Умница.
Я погладила себя по головке. Делаю успехи, однако.
— Но это — только цветочки, дорогая. Не обольщайся насчёт своих удач. Суть в том, что различия между всеми нами — кажущиеся, и нужны для того, чтобы мы могли быть и чувствовать себя уникальными.
Я открыла рот, и моя челюсть, фигурально выражаясь, улетела вслед за тремя первыми страницами.
