Она распахнула дверь. Лана как раз собиралась уходить.
— Послушай, кто давал тебе право так со мной разговаривать?! Ты собственными руками разрушаешь свою жизнь и еще умудрилась сделать так, что от тебя отвернулась вся группа, не прошло и года. Друзей не осталось. Я единственный человек, который еще согласен с тобой разговаривать.
— Единственный человек, который еще согласен со мной разговаривать?! — Голос Ланы сломался от ярости, ее лицо перекосилось. Она перешла на презрительный шепот: — Кем ты себя вообразила, Уэсли? Всё, что ты делала; все места, где побывала; все, с кем ты познакомилась, — это только благодаря мне. Ты привязалась ко мне, как приблудная собачонка. Только и ждешь, как бы пиявкой присосаться к моим друзьям, семье, примерить на себя мой образ жизни. Если бы не я, ты так и сидела бы каждый вечер в этой грязной дыре, молилась и зубрила конспекты. Ты ничем не лучше меня. Ты не моего круга. Ты просто ничтожество, которое возомнило, будто, встречаясь с моим двоюродным братом, получит пропуск в светлое будущее. Ты и вправду думаешь, что Дункан запал на твою ямайскую задницу? — Лана улыбнулась и резким движением откинула волосы, а затем взяла сумочку и прошествовала к двери. — Вот увидишь. Ему на тебя наплевать, ты не его поля ягода! Не забывай свое место, Уэсли. Все помнят. — Она снова ядовито улыбнулась, еще раз поправила волосы и вышла, не закрыв за собой дверь.
Уэсли так и осталась с открытым ртом. Ошарашенная, она стояла, уставившись на распахнутую дверь; ее всю трясло от ярости и унижения. Такого от Ланы она не ожидала.
«Так вот что она думала обо мне все это время! А я-то считала нас подругами».
Уэсли чувствовала, как подступают слезы. Она была вне себя от злости. Одна ее часть хотела броситься вслед за Ланой и скинуть ее в шахту лифта. Другая — просто плакать.
«Как Лана могла сказать такое? Все это время она думала, что я хочу присосаться к ней, ее друзьям, войти в их круг и стать одной из них? Мне даже не нравятся эти люди», — доказывала она сама себе.
Она позвонила на работу Дункану, но ему было не до разговоров. Поэтому она набрала номер Шерри:
— Мне так больно, Шерри. Почему она дружила со мной, если так плохо обо мне думала все это время?
— Уэс, не принимай на свой счет. Судя по тому, что ты рассказала, ей сейчас очень нелегко. Люди, бросающиеся подобными словами, глубоко несчастны. Это не твоя проблема. Послушай, ведь это не ты спишь с каждым встречным и заявляешься на занятия пьяная? Все, что можно сделать, — простить ее.
— Я не могу простить ее после таких слов, Шерри. Я не настолько великодушна.
— Тебе придется найти в себе эти чувства, как только успокоишься. Ты должна объяснить себе: не она говорила все эти вещи. Это что-то внутри ее, то же, что хочет разрушить ее алкоголем и незащищенным сексом. Злись, но не таи злобу. Она будет причинять тебе такую же боль, как и ей, возможно, даже большую.
— Не знаю, Шерри. Мне нужно все обдумать.
— Подумай. И помни: на тебе лежит ответственность — проявить великодушие.
Уэсли считала дни до Рождества. Она не могла дождаться, когда вновь поедет домой и окажется в кругу семьи. Казалось, последние несколько месяцев тянулись годами, и она была счастлива, что они закончились. По крайней мере, когда она вернется в Бостон в январе, все изменится. В лучшую сторону. Дункан покончит с делом Джексона. Лана ей больше не подруга. После той громкой ссоры Уэсли ничего о ней не слышала и даже не пыталась объясниться.
Она попробовала обсудить происшедшее с Дунканом, но он, как и прежде, только рассмеялся в ответ. Ему было совершенно непонятно, как это может беспокоить ее и почему так важно, чтобы он ее выслушал.
— Вы, девочки, извини, женщины, — рассуждал он, одеваясь, — постоянно ссоритесь и устраиваете сцены. Она позвонит, извинится, потом вы прошвырнетесь по магазинам, и все забудется. — Он поцеловал ее в губы и уехал на работу.
— Спасибо за чуткость и понимание! — прокричала она ему вслед. Ее голос был полон сарказма.
Но он только рассмеялся в ответ.
Уэсли подумала, что не сможет избегать Лану на этой неделе. Подошло время итоговых экзаменов — ей непременно придется столкнуться с ней.
Она вздохнула, заходя внутрь здания факультета менеджмента.
Поднялась на лифте на пятый этаж. Она прилежно готовилась и ничуть не волновалась из-за экзамена по финансовому менеджменту. В любом случае в этом предмете она разбиралась отлично. Цифры всегда были ее коньком.
Она вошла в аудиторию и увидела: Лана уже здесь. Ее окружила по крайней мере половина из пятидесяти присутствовавших в классе студентов.
— Да, будет лучшая рождественская вечеринка за всю историю! — рассмеялась Лана, и новые подданные тоже.
Уэсли заняла место в противоположном конце аудитории, но заметила, что Лана смотрит в ее сторону.
— Так точно, все приглашены.
Уэсли закатила глаза. Приглашения на одну из вечеринок Ланы ей и даром не нужно. Она открыла учебник и перевела взгляд на текст: не читала, а просто делала вид, что ей неинтересен спектакль, разыгрываемый бывшей подругой. И очень обрадовалась, когда в аудиторию вошел куратор с тестами.
Девушка взяла задание и облегченно вздохнула: оно оказалось не таким сложным, как она боялась. Она сдала тест третьей. Выходя из экзаменационной комнаты, чувствовала на себе гневные взгляды Ланы.
Уэсли плохо переносила ссоры. Даже ребенком она старалась избегать их, соглашаясь делать то, чего совсем не хотелось, лишь бы не ругаться.
Мыла посуду, даже если была очередь Терри. В начальной школе иногда брала на себя вину за проступки, совершенные другими учениками: все легче, чем отстаивать свою правоту. Никогда ни с кем не дралась. Никогда не повышала голоса. Чувство гнева в ней самой и других людях ужасало ее. Поэтому столкновение с Ланой настолько расстроило Уэсли, что она не могла четко сформулировать свои чувства и мысли. Ей хотелось, чтобы стыд и злоба, вызванные Ланиными словами, просто-напросто растворились, исчезли. Поэтому она изо всех сил старалась забыть их. Но не могла.
Она попробовала поделиться своей болью с Дунканом.
— Я думала, ты останешься сегодня у себя, — сказала Уэсли, когда он бросил на диван сумку для компьютера.
Она обрадовалась его приходу, потому что нуждалась в утешении. Но не тут-то было.
— Не говори ничего. У меня голова раскалывается. — Он нахмурился и потер виски.
Она пошла налить ему бокал вина, принесенного им из дому. Дункан постоянно держал у нее свое вино — Уэсли трудно было назвать знатоком этого напитка. Собственно, она не знала о вине ничего, кроме того что оно нагоняло на нее сон, а потому была абсолютно счастлива в своем неведении. Дункан не терял надежды просветить ее. Но его уроки не нашли особого отклика. Она не понимала, почему столько шума из-за появления хороших австралийских вин урожая 1996 года.
Он плюхнулся на диван, она протянула ему бокал вина.
— Что случилось? — спросила она наконец.
— На каникулы мне придется поехать в Лондон.
Плохие новости. По крайней мере теперь она уверена: приглашать его поехать с ней в Чикаго тоже не стоит.
— Рождественские?
— Да. Дело Джексона выходит из-под контроля. Этот парень — настоящий псих. Если его не держать за руку, он точно окажется в тюрьме, — произнес он удрученно.
— Мне очень жаль, милый. Что скажут твои родители?
— Они поймут. Это же работа. На самом деле мой отец, возможно, будет гордиться мной. — Он вздохнул и стащил с себя галстук.
Девушка постаралась подавить вздох. Она уже нарисовала в своем воображении целую картину их Рождества вдвоем. Купила ему три любимых галстука «Пероли». Они недешево обошлись ей, но ради него
