– Это ваш мобильный?
Вербинина взяла перламутрового цвета «Верту».
– Мой, если меня не обманывают глаза.
– Не обманывают. Я не обязан был вам этого сообщать. Но хочу, чтобы вы понимали, что я не собираюсь расставлять вам силки. Я с вами откровенен – в рамках дозволенного. Потому и надеюсь на взаимность. Раскройте и прочтите сообщения, которые пришли на ваш номер.
Вербинина раскрыла «Верту». Одиннадцать пропущенных звонков... о-го-го! Все они от одного абонента, от ее начальника. И от него же пришли две SMS (видимо, отправил их, когда понял, что дозвониться не получится).
Первое сообщение гласило:
АННА НОЧНОЙ ЗВОНОК БЫЛ ОШИБКОЙ. КОНТРАКТ С ТОБОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЕН. БУДЬ УМНИЦЕЙ.
ПЕРЕЗВОНИ КОГДА СМОЖЕШЬ. Н.
Второе сообщение пришло всего сорок минут назад.
АННА ТВОЙ ГОНОРАР ПО КОНТРАКТУ УВЕЛИЧЕН НА ПЯТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ. ОЧЕНЬ НАДЕЕМСЯ
НА ТЕБЯ. ПЕРЕЗВОНИ КОГДА СМОЖЕШЬ. Н.
Вербинина, перечтя еще раз второе сообщение, покачала головой.
– Верните мне «Верту», это пока еще вещдок, – сказал Краснов. – Ну, что скажете? У вас еще не пропало желание разговаривать со мной? Или после прочтения депеш от вашего шефа совсем откажетесь от общения со следствием?
– Эти «мэссиджи» ровным счетом ничего не меняют. – Анна протянула сотовый следователю. – Я и сама хотела уволиться. Более того, я говорила своему шефу, чтобы он подыскивал мне замену.
– Даже так? – Краснов пристально посмотрел на девушку. – Я пока лишь вкратце знаком с вашей биографией. Почему вы ушли из милиции? Вы ведь после вуза служили в отделе информации московского главка?
– Житейские обстоятельства.
– Секрет? Или просто не хотите говорить?
– Да никакого секрета. Папа заболел. Это было два с половиной года назад. Ему требовалась очень дорогостоящая операция.
– А в милиции вы получали скромный оклад...
– А какой еще оклад может получать старший лейтенант милиции, если он не «крышует» и все такое прочее?
Краснов хмыкнул. Уж он-то обо всех этих «нюансах» знал не понаслышке.
– Около ста пятидесяти тысяч евро надо было найти. Такого рода операции делают лишь в двух-трех клиниках. В Австрии и Швейцарии.
– И вы пошли в «частники»?
– Некоторую сумму удалось собрать у друзей и знакомых, в том числе и отцовых сослуживцев. Квартиру в Москве заложили... Ну, и мне тоже пришлось искать более высокооплачиваемую работу. Чтобы платить проценты и чтобы на жизнь что-то осталось. Сначала устроилась в одно из столичных ЧОПов. Потом прошла курсы... И со временем оказалась... там, где оказалась.
– Понятно... Как дела у отца? Ему сделали операцию?
– Да, теперь все в порядке. Какое-то время он нуждался в специальном уходе и дорогих лекарствах. Но теперь... Короче, все в норме.
– Вот и хорошо... А про само происшествие вы готовы говорить? Готовы давать показания? Или будете разговаривать лишь в присутствии адвоката?
– С четырех ноль-ноль контракт с моим работодателем недействителен. – На лице Вербининой появилась слабая улыбка. – Вы думаете, что я дурочка? Думаете, я не понимаю, почему шеф так активно пытался ко мне дозвониться? И почему он прислал мне эти вот «мэссиджи» – «будь умничкой!», «мы тебе окладец тут подняли»... Противно все это!
– Я вас вовсе не считаю «дурочкой».
– Это я так... Извините. – Вербинина вздохнула. – Знаете, я бы в любом случае уволилась. Максимум доработала бы до католического Рождества. Ну а раз начальство проявило инициативу, то нечего и давать задний ход.
Краснов бросил взгляд на наручные часы.
– Что именно вы мне хотели сообщить, Анна Алексеевна?
– Ах да... Я вспомнила один момент. Когда Коган позвал меня во внутренний двор... А потом меня стукнули еще по голове...
– Вы рассмотрели того, кто на вас напал?
– Я уже говорила, на кого грешу. Но лица не видела, лишь со спины. Так что на сто процентов не уверена, что это именно тот человек... Но сейчас хочу сказать о другом. Когда я споткнулась... двор был не освещен, да еще туман... то растянулась на траве. Рука... – Вербинина продемонстрировала Краснову правую ладонь. – Да, вот этой самой рукой, когда я поднималась, что-то такое нащупала. Я тогда еще подумала, что это Лара Алексахина выронила что-то. Сотовый телефон или какой-то иной гаджет.
– Так-так... И что было дальше?
– Я подняла этот предмет и на автомате сунула его в карман шубки.
– Шубки? Чьей именно?
– Алексахиной, конечно! Когда я подошла к беседке, Лариса повела себя странно: разрыдалась и побежала к флигелю. Уронила шубку... Та соскользнула с плеч; ну, я ее и подхватила...
– А потом споткнулись? О тело?
– Я же не видела, что там, рядом с беседкой, лежит мертвец! Темно было, повторюсь. И очень густой туман...
– Вернемся к той «штуковине», что вы нашли там. Что это было?
– Говорю же – не знаю. Я сунула ее в карман шубки не глядя. Но тактильные ощущения...
– Что они вам сообщили?
– Что это вряд ли был мобильник. Что-то небольшое... узкое... с намотанным вокруг проводком.
– Что?! – Краснов резко остановился. – Где вы, говорите, нашли этот предмет? Это вы его высматривали, когда я вас привел к беседке?
– Если честно, то да. Вернее, осматривала место, где я его тогда нашла. Мне надо было, наверное, сказать раньше. Но вы были такой...
– Какой?
– Отстраненный. В своих мыслях... И как будто очень спешили задать мне свои вопросы и тем закончить разговор.
– Хм...
– Ну а потом – вот когда уже мы закончили с вами беседовать, – я подумала, что зря не сообщила вам эту деталь.
Краснов включил гарнитуру.
– Ирина, где сейчас хранятся вещи задержанных? Конкретно меня интересует шуба Ларисы Алексахиной.
– Все их вещи собрали в одном помещении, – прозвучал в наушнике женский голос. – Я там и шубку видела.
– Отлично. Я сейчас приду. Ждите меня в вестибюле с ключом от этого помещения!
Еще такой вопрос, Анна Алексеевна... В машине... в «Бентли» то есть, имеется «микросейф»?
– Да, там есть такой «секретный» бокс. Я у дилера сразу попросила показать.
– Покажите и нам.
Подошедший к ним Клинцевич щелкнул брелоком, затем передал ключи Вербининой. Та открыла
