принялся рассуждать про «шашлычников» как отдельный подвид людей, захвативший власть на земле. А я прыгал на дереве от возбуждения и жаждал продолжать охоту.
Через десять минут эти придурки, обойдя холм, громко перекрикиваясь, прибрели к домику с другой стороны и натолкнулись на кучу моих строительных досок. Они опять решили, что это искомые дрова, Лёня опять пошел их отговаривать, а я опять залез на ветки прямо над их головами и стал издавать Громкие и Страшные Звуки. Опять: они меня как будто совсем не замечали. Кто-то из них сказал: «Пойдем, ребята, а то нас окружают» — только и всего. Они поворчали и ушли, а я еще немного на них поохотился, но в темном лесу они были такой легкой добычей, что стало неинтересно. Я вернулся в экстазе, чувствуя себя Самым Сильным Зверем в Лесу. Когда я залез на свое дерево, а Лёня сел в свое кресло, завыли койоты. Я стал им вторить, начали откликаться еще, еще, со всех сторон, а потом ответили даже собаки из далеких домов. Лес наполнился прекрасными звуками. Привет шашлычникам!
Под утро мы пошли встречать рассвет. Восход начинался с другой стороны горы, и чтобы его увидеть, надо было выйти к Университету. Когда я вышел на дорогу, уже рассвело, и я увидел, что мои руки и ноги АБСОЛЮТНО черны (смола!), джинсы разорваны почти в клочья, кое-где течет кровь — ну а лица я не видел. Я несколько засомневался, выходить ли в таком виде в цивилизацию, но Лёня заверил меня, что любой, кто меня увидит, найдет этому «разумное объяснение». И правда, редкие прохожие с ума не сходили. Лёню эта мысль очень приколола, и он потом долго ходил по лесу и по окрестностям Университета, останавливался перед чем попало, а затем говорил: «Ну что ж, этому можно найти разумное объяснение!» Потом мы встречали восход, и он был величественен и прекрасен. Я пытался отмыться под краном — черта с два!
Это тот случай, когда все, что несли мне грибы, я «проработал» в течение трипа. Я нашел «свое животное», наверняка и абсолютно, я узнал, что я обезьяна, и конечно, немало потом лазал по деревьям и в своем лесу, и окрест по Израилю. На следующий день я сделал фонарик с изображением Ханумана — Царя Обезьян. Когда я написал об этом трипе друзьям, от нескольких я получил примерно такие ответы: «Конечно, ты — обезьяна. Это всегда было понятно». Чувство «обезьяны внутри» осталось совершенно ясным. Когда через пару месяцев после этого я стал заниматься самогипнозом, фраза «Обезьяна, ты расслабляешься и засыпаешь» оказалась замечательно эффективной… Мне стало гораздо проще валять дурака, танцевать, бессовестно соблазнять женщин… И так далее. Обезьяна проснулась. Да нет, конечно, она и раньше не спала. Как сказано в одной сказке, «мы проснулись навстречу друг другу».
Да, кстати, сказку про любимую свою Желтую Обезьяну я написал на три месяца раньше.
По прошествии семи лет от этой истории — что я вам скажу. Что то, что казалось «переворотом», как-то совершенно спокойно легло внутрь моей жизни, и уже давным-давно не вызывает у меня ни особого удивления, ни зверского энтузиазма. Я по-прежнему люблю лазать по деревьям, хотя делаю это довольно редко (ну, все равно гораздо чаще, конечно, чем большинство из вас). Некоторые деревья я отдельно уважаю за то, как здорово по ним карабкаться.
Ощущаю ли я себя обезьяной?
И да, и нет. Когда мне плохо, я иногда карабкаюсь куда могу и повисаю вниз головой, и меня это восстанавливает. Когда мне хорошо, я могу делать то же самое от избытка чувств. (Вот это, кстати, тоже очень простая и действенная «шаманская» примочка. В «путешествиях» ты находишь определенные состояния, особо ценные для тебя, и затем используешь их как резервуар энергии. Иногда ты должен его подкачивать, но когда тебе трудно, то он подкачивает тебя. В «пейотных» культурах есть хорошо известное понятие «пейотных песен»: в трипе человек придумывает — скорее учит вслед за духами — определенную песню. Это может быть просто мелодия, какие-то странные звуки, или целые слова «настоящей» песни, это неважно. Важно, что песня «заряжена» духами, и теперь человек, если сумеет вынести ее из трипа, вынесет вместе с ней благосклонность и энергию духов. Хорошие пейотные песни потом «работают» много лет. Никто не может повторять эту песню без разрешения творца. Иногда люди даже покупают себе право петь такую песню вслед за кем-то особо сильным или удачливым. Конечно, песни шамана считаются особенно ценными.)
Я люблю обезьян и испытываю особую симпатию к женщинам, похожих на мартышек. Двух своих друзей я с любовью называл «гориллой» и «бабуином». Когда мой сын ведет себя как обезьяна, меня это умиляет. Кривляние, ужимки, праздное дуракаваляние, бананы, задницы — всё это я люблю и уважаю.
Другими словами, у меня так и не возникло рассогласования с этим образом. Другой вопрос, что мне не кажется, что в моем «внутреннем лесу» он играет такую уж супер-важную роль. То есть я, конечно, обезьяна. но, конечно же, и нет.
Змеиное просветление
История эта произошла не за один раз. Только не надо упрекать меня в мистике. Прежде всего, барон Мюнхгаузен никогда не врет; а потом уже все остальное.
Пролог — первая мистерия в Вороне. Много лет назад, от записи этого текста все четыре. На группу «Пробуждение спящей красавицы» приезжают четыре женщины. Одна из них старше всех; очень интеллектуальна; вообще психоаналитик. При каждом удобном случае она стремится показать, что к местным грубым нравам отношения не имеет. Со мной она явно воюет. С удовольствием участвует в «бунте», который закатывают девицы, разгулявшиеся на «русалочьих» процессах у моря. Единственный мало-мальски приличный рабочий процесс (написание и прочтение своего «завещания») она делает только в предпоследний вечер, когда ясно, что я очень сомневаюсь, давать ли ей грибы. Всё же грибы она получает вместе со всеми, но ничего особенного с ней при этом не происходит (и грибы не очень сильные, и она сверх-критична). После мистерии она остается пожить в одном из моих домиков еще на несколько дней: поездить на море, вообще хорошо в Крыму. Я, наивный и стеснительный балбес, всё не спрашиваю у нее про деньги за уже прошедший семинар. И вдруг она таки исчезает, уезжает в пять утра, так и не заплатив. В последний вечер перед этим она щеголяет в темно-зеленом переливчатом платье, и все, кто на нее смотрят, говорят: «Ну, змея!» С этой кличкой она и осталась. Змея не только не заплатила, но потом даже написала мне письмо, что она это сделала не просто так — а во имя своей правоты! Эту логику мне уже трудно было понять; понял я только, что деньги надо собирать в начале. Или даже так: деньги надо БРРРАТЬ!
Казалось бы, ну и хрен с ним. Мне-то да, а вот Ворону нет. И два года спустя в то же самое время года — аккурат первые числа июня — собираю я мистерию «Жизнь в теле». И собираются на нее. четыре женщины. И смутно мне кажется, что это то же самое собрание — то есть формально люди другие, а по сути — те же. Ну, и одна из них мне однозначно напоминает Змею.
Про себя я так и стал ее называть. На поверхности ее звали, скажем, Нелей. Деньги я тогда уже брал добровольные, но собрал их сразу, ввиду контингента повышенного риска. Группа пошла. Неля тоже была старше всех прочих, тоже умна по-интеллигентски, тоже язвительна. Впрочем, работала получше той «первой» (вообще эта вторая группа была не в пример лучше и сильнее). Было у меня от Нели странное чувство: что она как будто отравляет, портит пространство вокруг себя.
Вот самый яркий пример — уж извините, несколько неконвенциональный. В один день мы в одиночку разошлись по горам, чтобы кое-что понять про себя (для Нели, понятно, это было очень трудным упражнением). И пошел я сам на то место, где год назад моя жена сказала мне о своей беременности. Выхожу я на полянку, где не был ровно год — и что же я вижу? А вижу я, как на лошадиных какашках по всей поляне растут псилоцибы — те самые священные грибы. И выглядит эта поляна в аккурат как высокогорье в штате Веракруз в Мексике, где собрал я когда- то этих грибов столько, сколько мог унести; и сами грибы очень похожи на мексиканские. Вмиг я понимаю, что это мне подарок на день рождения (который был послезавтра), такой вот привет от Ворона. (Это был первая и пока последняя встреча с этими грибами в Крыму). И на следующий день я веду уже всю группу в горы на сбор грибов. Никто из них никогда этих грибов не видел, но я показываю, и мы все начинаем их видеть и собирать, бродя по огромной поляне, плоскогорью. Мне очень хорошо. Каждый идет отдельно, и каждый собирает грибы. Кроме меня. Потому что (или совсем не «потому что», а «просто так») в какой-то момент ко мне подошла Неля, о чем-то неважном
