технари, устанавливая в него какие-то опции.
— Завтра получите свои игрушки, — гудел Леонидович, — Что за блажь такая? Как-то
жили раньше без них и проблем не возникало.
На ужине Карина подсела со своим разносом ко мне и шепнула, что вечером ждет у
себя.
Назвала номер комнаты.
Я глубокомысленно, и не отрываясь от еды, пошевелил рукой в воздухе, мол,
общаюсь только на своей территории.
Через пару секунд неожиданная боль в мизинце той самой руки показала: фурия,
шутить не собирается.
— Ты меня знаешь, — шептала она, жёстко ухватив под столом мою кисть и щекоча
ухо яростным дыханием, — Не хочешь общаться, так и скажи, а выеживаться не стоит.
— Не хочу общаться! — разозлившись хрипел я над салатом, — Вали вон к Рубану
когда придёт…
— Я тебя люблю, — как-то жалобно зашептала она, — У меня просто камер в комнате
нет. Саня же, мальчик общего пользования, а ты только мой…
Боль немного ослабла, затем пропала и Карина теперь нежно гладила мои пальцы под
столом.
— Прости-прости, — мурлыкала она, — Зря я психанула. Прости дуру, милый. Хочешь
котлетку?
Я, молча, вынул руку из-под стола и осмотрел несчастный мизинец. Он побаливал и
чуть опух.
— Привет! — «рухнул» за стол Саня, — Воркуете?
— Чуть не сломала, истеричка, — жаловался я, показывая пятерню, — Чисто твоя
байкерша, только плети не хватает.
Рубан коротко хохотнул и потянул к себе по голубенькому пластику стола специи.
— Предатель, — фыркнула Карина, — Ну и не надо…
В ее голосе неожиданно послышались обиженные ребяческие нотки и я примирительно
ткнул ее коленом под столом.
В ответ она нежно провела рукой вверх по ноге, но неожиданно остановилась.
— Смотри-ка, — заинтересованно ворковала она, чуть сжимая пальцы, — А я тебе
нужна…
— Ешь, давай, — гудел я, прожевывая и стараясь не подавиться от неожиданно-сильного
желания, — Ешь и не донимай никого.
Команда понемногу собиралась.
Подошел Юрий Леонидович, и они с Сергеем стали обсуждать ту часть лекции, в
которой говорилось про современное искусство.
Картинка нарисованная Профессором оказалась жутковатой.
Выходило «системная сеть» вмешалась даже в культуру. Ее детищем, например,
оказалась клубная музыка. Одинаковый «унц-тунц», видимо, был настолько «красив»
своей простотой, что, с точки зрения «Хозяйки», должен был заменить все
остальное.
Линейные графики звука, которыми она любовалась, наверняка были совершенны по
сравнению с «хаосом» Моцарта, Шопена или того же Шостаковича.
Аналогичная картина складывалась в современной живописи и скульптуре. Прежде
всего, красота должна просчитываться, а лишь потом визуально оцениваться
субъективным зрителем.
На лекции я задал вопрос, а не является ли знаменитая выставка трупов в Германии
идеей «Системы»?
Ответ — утвердительный. Мол, если можно выставлять напоказ электрические схемы,
то почему не показать и схематически упорядоченные внутренности человека.
Будущее для человечества под управлением сети виделось жутковатым.
«Рано или поздно человеческий фактор возьмет свое, и опять начинается
свистопляска, — рассуждал я, заканчивая ужин и выбирая с тарелки хлебом отсрый
соус, — Забавно, что все время хочется есть, — облизнул я украдкой темную
капельку подливки, попавшую на «многострадальный» мизинец, — наверное,
восстанавливаюсь».
Насыщенный впечатлениями день закончился-таки в спальне Карины.
Скрестись в пластиковую дверь с названным номером, не пришлось — та оказалась не
заперта.
Девушка стояла темным силуэтом возле окна, закутанная в клетчатую простынь, и
пребывала в странном состоянии. Подкрадываться и пугать я не решился, а просто
скинул цветастые тапки, пошел к разобранной кровати и завалился на нее не
раздеваясь.
— Скоро это закончится, — тихо заговорила Карина и подышала-потерла замутневший
пятачок на стеклопакете, — Эта возня мне кажется теперь бесполезной и разрешится
она как-то страшно.
— Тогда давай не терять времени, раз уж его не остается, — отозвался и поторопил
я, — Ты же меня для этого позвала?
— Сейчас, — не выходила из медитативного состояния и не шевелилась Карина, — Дай
мне попрощаться с сегодняшним днем.
Она стояла, не меняя позы, и молчала еще несколько минут, а потом подошла к
тесной кровати и примостилась рядом.
— Поцелуй меня, — шептала она, закрывая глаза, — Мне плохо одной. Пускай нас
сегодня станет больше.
Последнюю фразу девушки я не понял, и волна возбуждения захлестнула меня с
головой.
Кровать теперь не казалась узкой.
Пропала усталость насыщенного дня, и остался лишь пульс, в котором я угадывал
тайные желания партнерши и безошибочно добивался ее сдавленных стонов и
приглушенных криков.
Ее тело перед каждым оргазмом начинало мелко дрожать, и она безошибочно
вылавливала меня в ритме, понятном ей одной. После на мгновение замирала и
сопровождала бедрами наивысшие точки наслаждения.
Не знаю, сколько это продолжалось. Я был настолько возбужден, что себя не
контролировал.
Карина уловила мое состояние и повторила еще раз непонятную фразу:
— Хочу, чтобы сегодня нас стало больше, — и лишь на самом пике, когда она
заставила меня завершить все так, как задумывал создатель, я, проваливаясь в
небытие — понял.
Состояние после к разговорам не располагало.
Мы лежали на узкой кровати, укрывшись простыней. Прохлада воздуха и жар тел.
Расслабление и легкая дрожь невидимых импульсов. Невидимый сладкий мир еще был с
нами, и уходить не торопился…
Первым нарушил молчание я:
— Зачем тебе это? Мы же никогда не сможем быть вместе.
— Посмотрим, — эхом отозвалась девушка, — Просто мне стало страшно, что этого
мира завтра не будет, и не захотелось быть одной.
— А как умрет мир? — спросил я.
