а здесь настоящий университет. Двинули.
Больше приключений до самого выхода из вокзала не было. Мы шли пустыми
коридорами. За стенами что-то ухало и шумело, а здесь существовали лишь гул,
полное отсутствие всего разбавленное редкими дверями со странными шестигранными
ручками.
— Резервный маршрут, — пояснил Колька, — Используется в случае пожара для
эвакуации. Что-то вроде запасного выхода.
В эту секунду за углом брякнуло, и из-за поворота появился уборщик.
Николай быстро произнес на китайском несколько фраз, и тот покорно закивал ему
головой. Мы прошли мимо, и я уловил немалый испуг этого человечка, затерянного в
хитросплетении коридоров.
Поинтересовался:
— Не сдаст?
— Не успеет, даже если захочет, — ответил Николай, останавливаясь около
очередной двери с иероглифами, — Пришли.
Оказалось, колдовать с пластиковым ключом здесь не придется. Спутник просто
крутнул ручку двери, и мы вышли в толпу пассажиров.
Глава 36.
Гостиница, в которой мы остановились называлась «Shenzhen». Пока мы с Колькой
пробирались в потоках городского транспорта на заднем сиденье такси и ужинали
после заселения, он мне поведал историю о себе и триаде.
Попал он в китайскую тюрьму за банальную драку. Языка почти не знал.
Пока сидел в предвариловке, драться приходилось чуть ли не каждый день. Понятие
взаимовыручки среди китайских арестантов отсутствует.
Получил три года каторжных работ.
В лагере жизнь поперек режима являлась привилегией лишь для членов одной из
триад. Не работали лишь они.
— Жара, мухота, вода грязная, — рассказывал Колька, — Потом я попал на двадцать
дней в ихний карцер, когда башку сокамернику разбил. Карцер почти как наш,
только теплее и крыс больше… Там и пришло мне решение о голодовке. Дай-ка, думаю,
вспомню, как мы с Карпом в Челябинске тридцать дней администрацию мурыжили…
Оказалось, китайцам плевать, ест заключенный или нет. Однако слухи, о русском,
который демонстративно не принимает пищу, все-таки по тюрьме расползлись.
Однажды ночью на семнадцатый день у него в камере появилась странная делегация.
Дверь открыл охранник, но внутрь не заходил.
Оказалась Кольку посетила тюремная «верхушка» среди заключенных. Один из них
сносно говорил по-русски.
Поинтересовались, за что попал. Заинтриговались биографией. Особенно их поразило
сочетание арестантского прошлого Кольки и его консерваторское образование по
классу флейты. Потом старший настойчиво попросил его понемногу начинать приём
пищи и сказал, что после карцера многое изменится.
Так начался его путь в триаде.
Срок он все-таки отсидел полностью, однако на работу его больше не водили.
Сначала он отлежал неделю в больнице, а потом его перевели в другое крыло тюрьмы.
Можно сказать, что Кольке повезло. Приходивший к нему в камеру мужчина лет
пятидесяти оказался в прошлом «синг фунг», то есть вербовщик новых членов клана
и переговорщик.
Бывшая «должность» и личные данные политика позволили ему организовать в
заключении сносные условия содержания для себя и товарищей.
Сопровождали его «се коу джай» (солдаты) из различных триад.
Истории о голодающем русском и его возможность самопожертвования привлекли
внимание «сиг фунга». Ему после выхода на волю предстояло реконструировать свою
деятельность с поправкой на китайские традиции.
Оказалось, наибольшим авторитетом пользуются китайцы, никогда не попадавшие в
тюрьму и способные обходить острые углы. Теперь бывшему «синг фунгу», которого
Колька назвал Ли - сяньшен (господин Ли) предстояло создавать триаду нового типа.
Опыт у того был.
Устанавливая взаимосвязи своей старой организации, именующейся «14К», с
Шеньянской «Во Он Лок», он однажды принимал участие в совещании по
транснациональной деятельности.
На второй день этого мероприятия появился гость из России. Им оказался
дальневосточный вор в законе «Джем».
Личное знакомство с русским преступником поразило воображение Ван Ли. От него
исходила какая-то первобытная сила и мощь.
Мир стал переворачиваться, когда оказалось, что Джем неоднократно попадал в
места лишения свободы. Российские преступные традиции оказались прямо
противоположны Китайским.
Теперь, узнав о голодающем русском и посмотрев на него лично, бывший «синг фунг»
еще раз убедился: истории о стойкости русских арестантов не вымысел. План,
который он понемногу разрабатывал, стал обрастать деталями.
За год до освобождения Кольки Ван Ли вышел на свободу. В Гонконг он сразу не
поехал, а встретился с главой триады из Гуанчжоу Чжао Чангом.
Господин Чжао вместе со своим транснациональным кланом «Во Хоп Ту» стоял
особняком от прочих триад. Его всегда выделяла крайняя информированность и
умение играть на опережение.
Чжао Чанг был «сан шу», то есть глава клана. Помимо стандартных для триад
источников доходов он владел рядом подпольных предприятий по производству
контрафактных деталей для компьютеров и сотовых телефонов.
Дальнейшая история напомнила наши с Рубаном «телефонные» приключения.
Когда Колька освободился, конфликт между бывшим «синг фунгом» и господином Чжао
уже состоялся. Последний не признавал никаких инициатив, и желание Вана Ли
улучшить работу по вербовке представителей власти была воспринято им как
предательство.
Однако Ван Ли, будучи дальновидным политиком и стратегом, умудрился за неполный
год перетянуть на свою сторону нескольких координаторов триады, в частности
одного из главных технарей Лю Ман, которого сильно давила авторитарность Чжао.
Передислоцировавшись в Гонконг, Ван Ли использовал технические разработки Лю Ман
и создал собственную сеть.
Чжао после такого предательства объявил вновь созданной триаде бывшего
вербовщика настоящую войну, но организация до сих пор успешно сопротивлялась и
даже умудрилась нанести несколько ощутимых ударов.
Колька после освобождения сразу занял в триаде свое место. Диски, которые я
получал от него в Иркутске, стекались к нему со всего Гонконга. На таможне он
организовал настоящий синдикат по выемке нужного ассортимента до уничтожения.
Совсем скоро доход от предприятия, созданного русским, превысил три миллиона
долларов в год.
