запустила еще одну порцию смертельного огня в ряды отступающей армии. Рой услышал, как осколки бомб затрещали, словно град по созревшей пшенице. У него все перевернулось в груди, хотя кругом слышались радостные возгласы защитников крепости.
Опершись о посох, Рой продолжал смотреть на равнину, раскинувшуюся перед крепостью. Поле битвы было усыпано мертвыми телами; некоторые из них были охвачены пламенем, отбрасывающим на землю зловещие тени. Запах крови и горелого мяса перемешивался с запахом соленого морского воздуха, и тяжесть ужасной вины сдавила Рою грудь. Так ли уж было необходимо убивать стольких людей. Пожалуй, подумал он, лучше всего будет, если он все же встретится с Мордетом один на один.
От этих мыслей Роя оторвали крики солдат, вновь пошедших в атаку на крепость. Кажется, Мордету удалось нагнать такой ужас на своих солдат, что перед ними померк даже страх перед огненной смертью. Позвякивая кольчугами, солдаты подкрадывались к своей жертве; их серая форма почти растворялась в темноте. Катапульта произвела залп и нанесла врагу определенный урон, но на этот раз войско Мордета продвигалось гораздо быстрее и подошло настолько близко к крепости, что смертоносная машина стала бесполезной. Крепость была атакована со всех сторон, за исключением той, что была обращена к морю. Бойцы Прадаты снова забросали атакующих гранатами, и острые куски разорвавшегося металла с воем носились в беззвездной ночи. Отряды Мордета лезли напролом, приставляя длинные лестницы к стенам крепости и снова поднимая их вверх после того, как защитники крепости отшвыривали эти лестницы обратно.
Солдаты, приставленные к катапульте, покинули машину и влезли на крепостной вал, чтобы помочь остальным. Тетива луков звенела, словно погребальная песнь. Некоторые защитники крепости стали падать вниз, пораженные приблизившимися лучниками Мордета. Рой опустился на корточки, опершись спиной о зубец крепостной стены и вел с собой внутреннюю войну, в то время как вокруг продолжалась война настоящая.
Крота оставался в тени до тех пор, пока отряд, приставленный к катапульте, не покинул смертоносную машину. После этого, выйдя из своего укрытия, он обогнул площадь, держась поближе к стенам зданий. Многие люди Прадаты были заняты тем, что пополняли запасы стрел и заменяли сломанные луки или вступали непосредственно в бой, если это было необходимо. На крепостном валу практически вся Прадата вела ожесточенный бой с неприятелем. Никто не обращал внимания на одинокую черную фигуру, украдкой пробирающуюся к главным воротам. Звук скрипнувшего в ночи ржавого металла грубо прервал раздумья Роя. Прямо под ним Крота, которому удалось-таки добраться до западных ворот, снял толстый деревянный засов, обеспечивающий их надежную блокировку. И в самом разгаре битвы он начал открывать главные ворота города-крепости. В отблесках огня Рой увидел, как тонкие губы Кроты скривились в злобной ухмылке.
Рой, спотыкаясь, сбежал по ступеням вниз поспешил к воротам, надеясь как-то задержать противника. Крота все еще стоял под аркой ворот и зазывал своих сол shy;дат внутрь крепости. Ни секунды не раздумывая, Рой поднял посох. Белая молния ударила капитана Элитной Гвардии в грудь, повалив его на землю, словно соломенное чучело. Искры рассыпались по улице, когда Крота взорвался, словно шаровая молния.
– Рала, – крикнул Рой, и восточный ветер начал резко усиливаться. Он снова прокричал это слово: и ветер превратился чуть ли не в ураган. Несколько солдат Мордета ухватились за одну полураскрытую половину ворот и давили на нее, преодолевая сопротивление ветра. Рой в очередной раз поднял посох, и солдаты были мгновенно уничтожены сжигающим белым пламенем. Но уже успели подбежать другие люди Мордета и что было сил старались открыть ворота. Рой почувствовал приступ тошноты, когда до него дошел запах горелого мяса. Руки врагов, готовые убить его, приблизились к Рою, и он яростно отмахнулся посохом, ударив кого-то по голове. Затем с диким криком он выбросил посох над головой, и ослепительная вспышка голубого света вышибла видавших виды солдат Мордета обратно за раскачивающиеся ворота.
Вдруг откуда-то появившаяся тьма, которая была чернее ночи, стала гасить волшебное голубое пламя. Стоя на стене, Митра беспомощно смотрела, как над Роем сгущается мрак. У нее остановилось дыхание, так как она уже видела все это раньше, у подножия Шимни. Словно окутанный покрывалом, Рой почувствовал ледяную хватку холода, словно сам Мордет сомкнул пальцы у него на шее.
Рой ухватился за мысли о солнечном свете, теплом и успокаивающем, греющем его и Митру. Ночь начала отступать назад к своему хозяину. Изо всех сил он продолжал концентрировать свою волю, и, наконец, тьма бессильно повисла над пространством с другой стороны стены.
Для того чтобы успешно сопротивляться атаке Мордета, от Роя требовалась абсолютная концентрация мысли, и, воспользовавшись этим, солдаты Черного сделали очередную попытку прорваться в ворота, не испытывая теперь сопротивления ветра и огня.
Стентор увидел толпу, прорывающуюся через западные ворота, и, крикнув соответствующий приказ находящимся близко бойцам Прадаты, бросился на защиту Верховного Мага. Мощный бармен опустил свою дубину на не покрытую шлемом голову одного из солдат, от чего тот бездыханно распластался по земле. Еще двое из людей Мордета свалились, как подкошенные, сраженные стрелами лучников Прадаты. Вскоре небольшая группа мужчин и женщин образовала защитное кольцо вокруг ведущего свое сражение Верховного Мага, отражая яростную атаку врага.
Прадате удалось вытеснить людей Мордета обратно за ворота. Когда воюющие вступили в непосредственную битву друг с другом, зазвенели и заклацали мечи и копья, так как луки в данном случае были совершенно бесполезны.
Несколько солдат Мордета попытались сорвать дверь с петель, чтобы оставить ворота открытыми для последующих атак, но Стентор и его люди дубинами и мечами проложили себе путь к воротам и закрыли их, громко хлопнув засовом.
Этот звук на мгновение отвлек Роя, и он посмотрел в сторону Стентора, который вместе с двумя соратниками как следует закреплял засов. Этого мгновения было достаточно для Мордета. От удара второй черной волны, обрушившейся на Роя, тот не устоял на ногах и упал на колени. Ему казалось, что он упал в какую-то черную яму и пытается хотя бы опереться об ее стенки, но двигается ли он вообще или лежит неподвижно, Рой сказать не мог.
Чувства времени и движения, как и все остальные ощущения, покинули его за исключением мягкого ласкающего прикосновения смерти. Он попытался при помощи концентрации тепла своего тела стряхнуть это прикосновение. В какой-то момент он почувствовал, что тьма отсту shy;пает. С трудом открыв глаза, он огляделся вокруг. На площади перед воротами лежали распростертые тела, но сами ворота были закрыты. Рой начал впадать в отчаяние, почувствовав, что у него не хватает сил разрушить чары Мордета. Снова над ним нависла ночь, и глаза его заболели от пристального всматривания в никуда, в ничто.
Он попробовал представить лицо Гвен, но это ему, как всегда, не удалось. Зато отчетливо, во всей своей красоте перед ним возник образ голубоглазой Митры, улыбка которой словно освещалась белыми, как морская пена, волосами.
Рой безошибочно почувствовал легкое прикосновение западного бриза, принесшего острый запах моря, а вместе с ним и наступающее утро. В восточном небе заалел свет, как только солнце проснулось после бесконечно долгого сна. Он почувствовал, что Мордет дрогнул, когда острие малинового рассвета, удар которого был усилен словами Митры и его, Роя, собственной волей, вонзилось в защитное колдовское поле Черного.
Рою показалось, что он услышал сдержанные крики радости вокруг себя, но его мозг был всецело сосредоточен на том, чтобы отбросить Мордета обратно в пустыню. Снова он поднял посох и сосредоточился на Куинте, добивая последние остатки ночи. Затем наступила тишина.
Рой открыл глаза и посмотрел вокруг себя. Из лежащих вокруг тел сочилась кровь, но ворота были надежно заперты на огромный деревянный засов. Он прищурился от солнечного света и почувствовал, как утреннее тепло проникает в его больное холодное тело. Он наслаждался этим ощущением, бесконечно счастливый от того, что жив и что суровое испытание закончилось. Мысли о войне поблекли в свете наступающего утра, вызвавшего у Роя самый настоящий катарсис. Радостные крики
