волну, вспомнила она; нырни под нее, выжди, когда она прокатится, потом всплывай за воздухом. А если волна велика, надо нырять глубже, даже рискуя удариться о дно; даже если придется выждать, пока не кончится весь воздух, и лишь потом выныривать.
Она плыла, а волны становились все мощнее и выше, атаковали ее по три. Третья волна самая высокая, вспомнила она, а последняя в третьей тройке — самая высокая из всех. Барашки надвигались на нее снова; она задержала дыхание и нырнула под волну, выждала, пока она пройдет, затем оттолкнулась ногами и выплыла наверх. Увидев следующую, снова нырнула и вынырнула, затем еще раз. Теперь она видела только небо; лишь миновав полосу прибоя, она сможет подняться на плавной волне и увидеть пляж.
Ее ударила третья волна, выше, чем она думала, и сильнее, чем ожидала. Она поглядела вверх и снова увидела небо, потом первую волну второй тройки, белую стену, вдруг выросшую сверху. Она задержала дыхание и нырнула, но недостаточно глубоко; ее закружило, как тряпичную куклу или комок водорослей. Ничего страшного, сказала она себе, у нее много воздуха в легких, а перед следующей волной будет еще много времени. Она оттолкнулась и вынырнула, стала набирать воздух и глянула вверх, увидев, как на нее уже обрушивается следующая, сложилась пополам и нырнула под нее. Теперь запас воздуха был уже меньше, она это понимала, но все равно нырнула глубоко, стараясь уйти от волны, от созданного ею круговорота. Вынырнула, увидела, как рушится следующая волна, и нырнула вновь, задержав в легких воздух, хотя там было уже нечего задерживать, опять всплыла, но на сей раз слишком рано, рискуя оказаться затянутой в водяное колесо, — легкие ее горели, в мозгу метался ужас.
Она проснулась.
Было два часа пополуночи, вокруг стоял мрак, и руки ее дрожали. Франческа включила ночник и заставила себя сесть, пытаясь вспомнить, чем кончился кошмар и спаслась ли она. Это было как ожидание у свободного телефона прошлым вечером: страх сковывает тело, конечности холодеют. Она снова погрузилась в сон и закричала, зовя на помощь, понимая, что лишается при этом драгоценного воздуха, но не в силах удержаться. Она дрожала еще сильнее, панический ужас окутывал ее многослойной пеленой, и каждый слой заставлял ее холодеть еще больше, нагонял еще большую панику. Она оглянулась и не смогла разглядеть берег, поняв, что никто ее не видит и никто не придет к ней на помощь.
На следующее утро, в девять, Росси позвонил секретарю председателя и попросил, чтобы его приняли. Ему нужно всегда десять минут, объяснил он. Жаль, что он не придумал выхода из тупика неделю назад, потому что в этом случае у председателя хватило бы времени усвоить предварительную информацию до звонка начальника службы безопасности банка, но, по крайней мере, теперь дело пошло полным ходом.
Председатель примет его в одиннадцать сорок, сказал секретарь. Росси позаботился о том, чтобы оказаться на месте минута в минуту.
— Насчет переговоров о выкупе Бенини.
Разумеется — Негретти подался вперед. Зачем же еще ты мог прийти?
— Я понимаю ваше желание вернуть Паоло как можно скорее. — Опасности подстерегали его на любом пути. Поведи игру неправильно — и председатель обрушит на тебя свой гнев; но если вообще ничего не предпринимать, то проиграешь наверняка. — Как вы знаете, к банку прикрепили консультанта. Поначалу этот консультант предполагал, что освобождения можно будет добиться быстро. — Поэтому, господин председатель, и я говорил вам то же самое. — Теперь, похоже, ситуация изменилась. — А кто в этом виноват, вам понятно: надеюсь, мой намек достаточно ясен. — Мы все еще пытаемся найти быстрое решение, но я считал своим долгом предупредить вас.
Председатель кивнул.
— Этот консультант… — он замешкался, припоминая имя.
— Хазлам.
— Да. Как он, толковый? — ведь страховой полис обошелся банку недешево, и, если дело не стронется с мертвой точки в ближайшее время, я буду вынужден что-нибудь предпринять.
Росси ожидал этого вопроса и заранее продумал ответ, теперь произнеся его так, чтобы посеять сомнения в нужной мере.
— Кажется, он довольно опытен.
Хазлам появился на Виа-Вентура в полпятого. «Альфы» не было; значит, и связи сегодня не будет. Франческе приходится несладко, думал он два часа спустя во время семейного совещания; она не спала уже много ночей, и это заметно сказалось на ее голосе и внешнем виде.
— Вы в порядке? — спросил он.
Нет, хотела ответить она. Разумеется, она в порядке, сказал ему Умберто.
Сегодня опять не было звонка, и она теряла последние силы. Франческа заставила себя выбраться из машины Марко прежде, чем решимость совсем покинула ее.
Похитители молчат, значит, есть шанс, что нужное сообщение дойдет до председателя вовремя. Росси увидел ее лицо, когда она вошла в квартиру, и предложил ей выпить, сказал, что все будет хорошо.
Ночь была темной, и волны снова накатывались на нее. Сегодня она не выдержит, Франческа знала это; сегодня она просто сломается. Было два часа пополуночи, холод и тьма вокруг, волны вздымались над ней, как башни, и дыхания уже не хватало. Она завернулась в халат, пошла в кухню и сварила кофе; ее босые ноги леденил мраморный пол. Потом села в гостиной и уставилась в стену. Здесь было еще холоднее: мерзли руки, и ноги, и все тело.
— Извините, Дэйв… — Она даже не заметила, как взяла трубку и набрала номер.
Такси подвезло его к дому. Он набрал код, сообщенный Франческой, вошел внутрь и поднялся на лифте на шестой этаж. Он знал, что это против правил; он не должен был делать этого, не должен был приезжать к Франческе в два часа ночи, пусть даже она плохо себя чувствует. Ему следовало позвонить Марко и призвать его на помощь; только не приезжать сюда самому, да еще без сопровождающих.
Дверь квартиры была отперта. Что-то не так — у него в мозгу точно сработал автопилот; здесь нет причин что-либо подозревать, но дверь должна была быть закрыта. Он бесшумно проник в квартиру. Перед ним была чуть приоткрытая дверь в гостиную. Он повернул направо, миновал кухню и вошел в гостиную сбоку. Франческа сидела на диване, еле заметно покачиваясь, больше в комнате никого не было. Прибавив шагу, он прошел мимо нее и проверил ванные и спальни; Франческа глядела ему вслед, словно не понимая, кто он и что он здесь делает.
Он вернулся и опустился перед ней на колени.
— Дверь была открыта. — Это был отчасти вопрос, отчасти объяснение.
— Я открыла ее для вас. — Она посмотрела на него. Ее пальцы сжимали кружку; в другой руке была сигарета. Ты же не куришь, едва не сказал он.
— Я тонула, — попыталась объяснить она. — Не могла вынырнуть на поверхность…
— Все в порядке, — сказал он. Кофе в кружке был холодный; он забрал его и поставил на пол. Ее пальцы и ладони тоже были холодными. Он потрогал ее ноги — тоже холодные. Дотронулся до лица — как лед. Наверное, у экономки сегодня выходной, подумал он; потом вспомнил, что она бывает в квартире только днем, если ее не просят остаться специально. Халат был шелковый, завязанный в талии, но узел ослаб, и халат слегка разошелся. Хазлам запахнул его поплотнее, подтянул узел, потом принес из спальни одеяло и завернул ее в него вместе с ногами.
Она все еще дрожала, хотя и не только от холода.
— Все в порядке, — повторил он. — Все хорошо. — Он принес ей стаканчик коньяку, помог поднести его к губам. Убедившись, что она его не уронит, прошел в ванную, включил горячую воду, потом вернулся к ней.
— Пойдем.
Он поднял ее и, аккуратно поддерживая, проводил в ванную. Она до сих пор дрожала, точно холод пробрал ее до костей. Он снял с ее плеч одеяло.
— Согрейтесь, вам станет лучше. Я подожду снаружи.
