усидчиво учились. Надо полагать, они будут счастливы вместе… Придя к этому выводу, Мадлен сделала над собой усилие, и ее придирчивый взгляд стал более благосклонным. Продолжая изучать молодых людей, она старалась быть доброжелательной. Когда Франсуаза спросит, какое впечатление произвел на нее Патрик, она ответит: «Он очень мил. Я понимаю тебя, девочка…» Хотя думать будет совсем иначе. Франсуаза всячески старалась показать своего жениха в выгодном свете. Она прерывала его и журила за то, что он с излишней скромностью говорит о результатах своих первых экзаменов или жалуется на неспособность к языкам. Словно желала внушить ему уверенность в себе или сама убедиться в его необыкновенных достоинствах. Из них двоих, конечно, Франсуазе придется быть рулевым. И удачами своими и неудачами муж будет обязан жене. А разве это редкость в семейной жизни? Эти мысли теснились в голове Мадлен, пока молодые люди тихо обсуждали волнующий их вопрос о разводе. Они были так уверены в своей добродетели, так горды своей верой, так стремились создать примерную в глазах церкви семью, что малейший намек на эту тему повергал их в волнение.
— Понимаешь, Маду, — говорила Франсуаза, — мы не осуждаем наших родителей, но мы вынуждены признать, что они на ложном пути. Из-за недостатка истинной веры или стечения обстоятельств — это не имеет значения. А мы с Патриком хотим во что бы то ни стало избежать этого. Мы поженимся навсегда…
— Ваши родители тоже в разводе? — спросила Мадлен у Патрика.
— Да, и оба вступили в новый брак.
Глаза у него были тусклые, подбородок безвольный.
— Я живу с матерью. И, кстати говоря, я в отличных отношениях с отчимом. У них недавно родился мальчик. А у отца дочь от второй жены…
Мадлен изобразила на лице интерес.
— Вот как?
— Ничего удивительного, — сказала Франсуаза. — И у меня есть сводная сестра по матери! Знаешь, Маду, Анжелика с каждым днем все прелестнее. Ей уже восемь месяцев! Каждый раз, как я навещаю маму, я вожусь с девчушкой. В один прекрасный день и у Кароль тоже родится ребенок!
Мадлен с удивлением взглянула на племянницу. Как могла Франсуаза так легко говорить о подобных вещах? Очевидно, признав раз и навсегда раскол семьи, она находила естественным, что ее родители могут иметь детей во втором браке. «Сколько в девочке доброты, — подумала Мадлен, — на ее месте я бы возмущалась!»
— И тебе не будет неприятно, если у Кароль родится ребенок? — спросила она.
— Ничуть, — ответила Франсуаза. — Я хорошо отношусь к Кароль. Она славная, умница, деликатная. Она нам вовсе не докучает! И кроме того, папа очень счастлив с ней!..
Мадлен потонула в облаке дыма. Как все просто у этой молодежи! Но разве они не правы, отказываясь разделять трагедии старших? Люди веками ухищрялись, преувеличивая свои страсти, изображая их то низменными, то возвышенными. Каждый мнил свою удачу или свое поражение исключительными. Раздувание сердечного пожара превратилось в своеобразное искусство. А теперь пришло новое поколение, уравновешенное, разумное, без предрассудков, которое разоблачило дедовское суеверие и лишило семейные драмы всякого пафоса. Кто бы ни вразумил молодежь, бог или наука, но она подчинялась только логике. Мадлен с грустью позавидовала. Вертя в руках пустой стакан, она вдруг почувствовала себя здесь чужой.
— Дайте мне еще белого вина, — сказала она проходившему мимо официанту.
VI
Мадлен отступила на три шага, чтобы лучше оценить результат своих усилий, и мир снизошел на ее душу: медные ручки идеально подходили к размеру и стилю дверей. Начищенные до блеска, они сияли на полированном дубе, точно маленькие домашние звезды. Даже мебель, стоящая рядом, выигрывала от соседства сними. Мадлен довольно улыбнулась и села на скамью у стола. Все-таки нигде она не чувствует себя так хорошо, как дома. А в Париже едва выдерживает неделю. Слишком уж близко к сердцу она все принимает: любовные откровения Франсуазы, предстоящую поездку Даниэля, таинственный вид Жан- Марка, вежливую враждебность Филиппа, жеманство Кароль… Ах, как приятно отдохнуть от всей этой суеты! В конце концов, у нее своя собственная жизнь и свои заботы! Прежде всего лавка. Последний месяц дела шли неважно. Если так пойдет и дальше, налоги поглотят всю прибыль. Слава Богу, у нее есть другой источник существования — проценты с ее маленького капитала. Правда, с началом сезона клиентов, надо надеяться, будет больше и в магазине у нее найдутся красивые вещицы. Это признают даже ее коллеги. Не забыть, кстати, отдать в починку негра. Но вовсе не для продажи, ни в коем случае! А пока она поставила его на подоконник, лицом к улице. Ему как будто пришлось по душе новое жилище. Ведь случается, вещи не принимают обстановки дома, тоскуют, тихо и безропотно гибнут. Так было с тем оловянным кувшинчиком. Куда бы она его ни поместила, он везде казался не на месте, и ей пришлось очень скоро с ним расстаться. Кому же она его отдала? Ах да, подарила Клеманс в день ее рождения. Клеманс Дефорж напомнила Мадлен о далеком прошлом. Такие близкие подруги, а не виделись шесть лет! Когда-то в Париже они были неразлучны, вместе ходили по магазинам, подолгу болтали в детской… Маленькой Кри-Кри теперь, наверное, тринадцать, да нет, уже четырнадцать! Господи, как быстро бежит время! Муж Клеманс приобрел в Лионе гараж, и вся семья перебралась туда. Сначала они с Мадлен часто писали друг другу. Потом письма стали реже. У каждой были свои заботы. Лишь время от времени они обменивались открытками. Дружба постепенно уходила. И с Эмильеной было почти то же. А с тех пор, как она второй раз вышла замуж, она совсем исчезла с горизонта. Пока Эмильена жила одна, они каждое утро не меньше часу разговаривали по телефону. Как-то она приехала в Тук со своим вторым мужем. Но это была другая Эмильена. Она держалась натянуто, а ее веселость казалась напускной. Когда она уехала, Мадлен вздохнула с облегчением. Искать новых друзей? Чего ради? Теперь Мадлен слишком хорошо знала, что любая новая привязанность приведет в конце концов к разочарованию. К старости люди черствеют. Только вещи с годами становятся прекраснее. Хотя бы эти медные ручки: когда они вышли из рук ремесленника, они были, наверное, ничем не замечательны. Время сделало их произведением искусства.
Слесарь, приладивший их, сложил свои инструменты в сундучок.
— Может, еще что-нибудь починим, мадам Горже, раз уж я здесь?
— Нет, спасибо. Сколько я вам должна?
— Ну, это не спешно! Я пришлю вам счетик!
Она поблагодарила его, закрыла за ним дверь и погрузилась в счастливое созерцание.
VII
Мерно покачиваясь на заднем сиденье машины, Жан-Марк изучал два затылка впереди себя: мясистый — отца, со складкой над твердым воротничком и нежный, белый — Кароль, под пышными темными волосами. Впервые он заметил поразительное несходство между мужской и женской головами, если на них смотреть сзади. Слева — сила, рассудочность, хладнокровие, справа — легкомыслие и слабость. Жан-Марк спросил себя, сможет ли и он когда-нибудь так властвовать над избранной им женщиной. Однако, зная свою апатичность, мечтательность и склонность уступать даже против желания, он усомнился в этом. Ему вспомнилась недавно прочитанная книга, автор которой рекомендовал преодолевать недостатки характера ежедневной тренировкой воли. Может быть, попробовать?.. Если бы он мог стать таким, как отец! Властным, трезвым, справедливым, непогрешимым, неизменно удачливым! Кароль протянула руку и включила приемник. В машину ворвался радостный, светлый голос флейты. Кажется, Вивальди, подумал Жан-Марк. Филипп вел машину очень быстро и очень уверенно. Так что Жан-Марку, сидевшему за спиной отца, и в голову не приходило попроситься за руль. Он высчитал, что дорога до Фонтенбло займет полчаса. Там они обсудят с господином Ашилем Вернером, генеральным директором
