Вглядываясь в ее карие глаза, он беспомощно вздохнул. Она не уловила, что он сказал, и вновь ощутила поцелуй на своих губах, такой нежный и сладкий, что слезы навернулись у нее на глаза.
Слова были теперь ни к чему.
Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение: он ли нагнулся, она ли подняла голову, но через какие-то секунды они целовались так, как будто трехминутная сирена возвестила о конце мира и это последняя для них возможность насладиться друг другом.
— Какой вкус у твоих губ. Они пахнут яблоками! — выдохнул он, оторвавшись от нее.
Она подумала, закрывая глаза, что могла бы сказать то же самое про его рот, между тем как он, слегка покусывая, целовал ее шею, скользя вниз. Он спустился до самой ложбинки ее груди. Какой опустошающий это был поцелуй! Одновременно возбуждающий и терзающий. Каждый нерв ее тела казался обожженным, лицо горело так, словно она пять миль проскакала бешеным галопом.
Он поднял вверх ее руки и стянул с нее футболку. Лифчика под ней не оказалось. Взглянув на нее, он не смог сдержать вздох восхищения.
— О Боже, какая прелесть! — Он взял в руки ее груди и стал массировать чувствительные соски.
Ее пальцы с трепетом шли вниз по литым мускулам его тела, она все плотнее прижималась к нему. Эти прикосновения были болезненными, и она цеплялась за его рубашку, желая избавиться от стеснительной прослойки.
Нетерпеливыми движениями он стянул с себя рубашку и отшвырнул ее в сторону. Она упала на кровать.
— Наконец-то! — прошептала она, когда, уже обнаженный по пояс, он прижал ее к себе.
Каролину вновь изумило их несходство: его смуглая кожа рядом с ее золотистой; ее мягкие округлости и литая мускулатура его груди; его мужественность, так требовательно возбуждающая, и ее женственность, прячущаяся, но столь же требовательная.
— Как ты хороша! Во всем! — проговорил он, слегка отстраняясь и глядя на нее своими колдовскими зелеными глазами.
Потом он взял ее на руки и отнес на кровать. Отодвинув в сторону сброшенную им рубашку и сорвав последнее, что еще оставалось на ней, он снова стал поедать ее глазами.
Каролина посмотрела на него с робостью и попросила закрыть ей грудь простыней, но, когда увидела, с каким восторгом он на нее смотрит, сама сбросила белую ткань на пол и улыбнулась. Впервые в жизни она чувствовала себя совершенной. Ее груди, может быть слишком полные для ее хрупкой комплекции, были отзывчивыми и упругими, а кожа чувствительной и нежной.
Алекс подступил к ней и, захватив груди, взвесил их на ладонях. Он поцеловал каждую из них, потом взял в рот один сосок и стал, словно проголодавшийся ребенок, теребить его губами.
— Алекс! — Она застонала, взъерошив пальцами блестящие пряди его волос.
Между тем «младенец», отпустив одну ее грудь, переключился на вторую. Передышка длилась всего несколько секунд, и новая ласка возбудила в ней ни с чем не сравнимое желание, так что она откинула голову.
— Каролина… Красивая девочка… Прекрасная женщина… — шептал он загадочно.
Не отрывая от нее взгляда, он расстегнул шорты, быстро снял их и небрежным движением бросил в кресло.
— О Боже! — пробормотала она, открывая для себя его изумительную мужественность.
Она восхищалась Алексом и тогда, когда он был одет, но теперь не могла оторвать от него глаз. Вот только… У него все такое большое, а она такая маленькая! Ей сделалось страшно, ужас, словно заноза, проткнул радужный пузырь ее безмятежности.
— Какой ты огромный! — сказала она, когда он лег рядом.
— Спасибо, — усмехнулся он. — Но тебе нет нужды мне льстить.
— Ничего… — пролепетала она, между тем как он приподнялся на локте и изучающе заглянул ей в лицо.
— Не такое уж все и большое, — ласково сказал он. — И потом природа все замечательно устроила: она принимает в себя его, какой бы формы и размеров он ни был.
Каролина когда-то читала что-то похожее. Можно понадеяться, что это правда. Он не дал ей времени удивляться, а просто притянул к себе — его губы и руки прогнали ее страх. Ее тело чутко отзывалось на его ласки. Вот его пальцы погладили шелковистые завитки внизу ее живота, и острая волна томления всколыхнула все ее существо.
— Пожалуйста… — застонала она, притягивая его к себе.
Ее тело пронзительно кричало об избавлении, и она знала: он единственный, кто может ей его дать.
Стоя на четвереньках, он нагнулся над Каролиной.
— Что еще. Скажи, чего ты хочешь?
— Тебя! — застонала она, впиваясь в него ногтями.
Алекс маячил над ней, всей своей тяжестью опираясь на локти. Каролина только ахнула, когда он раздвинул ее ноги, однако давать волю нервам было уже поздно, потому что он вошел в нее. Боль была резкой, и она вскрикнула, но его стон совершенно заглушил ее крик.
— Да, Каролина, знаю… Но у меня еще никогда такого не было…
Глаза его были плотно закрыты, мышцы тверды, это была какая-то самоуглубленность и одновременно собранность.
Каролина лежала неподвижно и была полна изумления. Она больше не была невинной девочкой, боль ее почти прошла, и тот, кого она хотела больше всего на свете, стал частью ее самой. Он прижимался к Каролине, и ее чувство к нему властвовало над всем ее существом. Она казалась себе большой рекой: корабль прошел, но на поверхности еще долго будет оставаться рябь. Волна его мужской мощи залила все ее существо.
Он открыл глаза и улыбнулся — теплая, лучезарная улыбка, как солнце после долгих недель дождя.
— Я ведь не говорил тебе прежде, какая ты красивая? — прошептал он, перед тем как снова ее поцеловать.
И новый натиск, снова она впивается ему в спину ногтями, и тело ее разрывается на тысячи ослепительных атомов.
— Каролина! — стонал он, тяжело опускаясь на нее. — Как ты прекрасна!
Вжатая в постель его тяжестью, она слегка скользила пальцами по его позвоночнику и улыбалась. Вот каким оно бывает, любовное соитие… Ничто в мире не вознесло бы ее на такую головокружительную высоту и не дало бы такого блаженного расслабления.
— Прости, я, наверное, больно на тебя давлю… — Алекс осторожно откатился на край постели.
Каролина испытала мгновение чудовищной заброшенности, но он одной рукой притянул ее к себе, а другой набросил на нее и на себя покрывало.
Она уткнулась в его тело, пропитанное смешанным запахом их двоих, более сильным и густым, чем любой природный или искусственный аромат.
— Как хорошо! — воскликнул он, целуя ее лоб, щеки, волосы — все, куда могли дотянуться его губы.
— О да! — пробормотала она, отплывая куда-то на облаке блаженства.
Прошел месяц. Это был волшебный месяц. По крайней мере, для нее. Про него же этого она с уверенностью сказать не могла. Алекс не был насмешлив или высокомерен, он был неизменно добр, ласков и нежен. Но его внутренний мир был закрыт для нее, она не знала, о чем он думает, — он никогда не делился с ней своими чувствами, ни разу не сказал, что любит ее. Но все же они были счастливы. И хотя он не произносил слов, которые ей так отчаянно, так страстно хотелось услышать, он не был ленивым любовником, даже наоборот.
Не заглядывая далеко в будущее, она жила сегодняшним днем, подшучивала над ним и занималась любовью с энергией и пылом, которые он находил изумительными.
Днем она оставляла его одного, чтобы он мог спокойно работать, уходила к знакомым в деревню или
