«Марс-Айфель». «Марс» в данном случае означало Марсель, поскольку немцы хотели поддержать легенду, что «Кент» по-прежнему ведет передачи из этого города.
Амплетцер начал управлять своим фальшивым «оркестром» в ноябре 1942 года. Связь быстро удалось наладить, и вскоре обмен сообщениями между Москвой и Западной Европой пошел так же гладко, словно и не прерывался. У московского Центра подозрений, похоже, не возникало, а задержку с выходом в эфир гестапо объяснило техническими неполадками. Москва с этой версией согласилась.
Гестаповцам очень хотелось передать радиосвязь в руки перевербованных агентов «Красной капеллы». Конечно, приходилось опасаться, что в любой момент невольные помощники могут предупредить советский разведцентр при помощи какого-нибудь заранее согласованного сигнала. Единственная ошибка в определенной группе цифр или позывных могла положить конец тщательно спланированной радиоигре.
Поэтому гестапо не позволяло никому из бывших агентов даже прикасаться к настоящим передатчикам. Перевербованные радисты работали на учебных ключах, а их сообщения записывались на магнитную ленту. Таким образом немцы могли изучать, а затем имитировать «почерк» каждого радиста «Красной капеллы». У каждого были свои индивидуальные особенности, это касалось продолжительности пауз между словами и предложениями, ритма и скорости передачи.
После долгих тренировок по копированию «почерка» бывших противников немецкие радисты передавали тщательно подготовленную информацию в Москву. Перевербованным радистам приходилось постоянно присутствовать во время приема и передачи радиограмм, поскольку московское начальство могло внезапно вклиниться в передачу и потребовать сообщить заранее условленный пароль; тогда немецким радистам пришлось бы немедленно выполнить это требование.
Но какие же сообщения отправлял в Москву «Специальный отряд?» Передача сплошной дезинформации могла оказаться равносильной самоубийству, поскольку советская разведка наверняка будет все перепроверять. Следовательно оставались только такие сведения, которые противник был не в состоянии проверить. Подобного материала оказалось явно недостаточно, а значит в материалах гестаповской радиоигры поневоле преобладали подлинные данные.
Это условие выросло в большую проблему. Москва требовала главным образом военную информацию, но как передавать её противнику без ущерба для безопасности собственных войск? Для гестапо этот вопрос был самым болезненным, ведь они зависели от доброй воли руководства вермахта, без санкции которого никакой военной информации получить невозможно. Работавшее под надзором Гитлера и Гиммлера ОКВ могло с готовностью пойти на сотрудничество, но высший военный руководитель в Западной Европе, Главнокомандующий группы армий «А-Запад» фельдмаршал Герд фон Рундштедт был на ножах с гестапо и к тому же принципиально не верил в операции контрразведки, считая их дурацкими затеями.
Амплетцеру пришлось согласиться с довольно сложной процедурой получения разрешения. Когда ни о чем не подозревавший «Директор» запрашивал у своих агентов военные сведения, «Специальному отряду» приходилось запрашивать их у французского отделения абвера в Париже. В свою очередь абвер обращался за одобрением к главнокомандующему группой армий «Запад» или его офицеру разведки, и только получив его, составлял необходимую сводку, после чего «Специальный отряд» вместе с бывшими агентами отправлял шифровку в Москву.
В наиболее сложных случаях «Специальному отряду» приходилось консультироваться с Управлением безопасности связи ОКВ на бульваре Суше, где текст сообщения проверяли ещё раз. В конце концов сведения поступали в РСХА в Берлине, и Амплетцер решал, соответствуют ли они общей стратегии радиоигры с Москвой, а затем представлял на рассмотрение текст сообщения (и все запросы по военной тематике из Москвы) в III сектор (контрразведка) внешней разведки ОКВ.
Просто удивительно, как удавалось преодолевать такие сложности и так долго обманывать Москву. Однако, несмотря на все бюрократические препоны, Амплетцер со своими специалистами в Париже ухитрялись отвечать на запросы «Директора» достаточно скоро. Поток информации между Разведупром и гестапо рос с каждой неделей, и вопросы советского Центра становились все интереснее.
Однако ещё в самом начале у Амплетцера случилась досадная оплошность, которая могла привести к провалу всего предприятия. В январе 1943 года, когда операция «Вайде» ещё только начиналась, чрезмерная самоуверенность охраны позволила совершить побег бывшему радисту «Красной капеллы» Йоганну Венцелю. Охранник оставил ключ в замке двери. Венцель сбил его с ног, выскочил из комнаты и запер за собой дверь, а через несколько мгновений уже затерялся на улице.
Сначала Венцель обосновался в Бельгии, затем перебрался в Голландию. Опасаясь, что его сотрудничество с немцами раскрыто, он старательно избегал встреч с советскими и коммунистическими агентами. Но это было только на руку гестапо. Оно пыталось проводить операцию «Вайде» самостоятельно, но в феврале 1943 года было вынуждено оставить эту затею.
По другим направлениям радиоигра Амплетцера и Райзера оказалась более успешной. Москва ни на миг не усомнилась в своих агентах на Западе, все ещё полагая, что они на свободе, а запросы «Директора» становились все более конкретными и настойчивыми.
1 февраля 1943 года «Директор» передал: «Постарайтесь установить: а) число подразделений, переброшенных к испанской границе; б) типы пушек и танков». 21 февраля поступил приказ: «Поручите „Производителю“ произвести наблюдение за немецким транспортом и техникой, особенно если они направляются из Франции через Германию к нашей границе, а также за возвращающимися во Францию».
На следующий день «Директору» потребовалось выяснить: «Какие немецкие дивизии находятся в резерве во Франции и где именно?» 9 марта 1943 года: «Информируйте нас, какие немецкие войска размещены в Париже и Лионе. Число, род войск, продовольственный рацион и оснащение». 18 марта: «Проверьте и немедленно сообщите, находится ли в Нанте 462 пехотная дивизия, 465 пехотная дивизия в Эпинале и 467 во Франции, её точное местонахождение нам неизвестно».
Десятью днями спустя: «Какие дивизии размещены в Шалон-сюр-Ман и Ангулеме. Мы располагаем информацией, что 9-я пехотная дивизия находится в Шалон-сюр-Мане, а 10-я танковая дивизия в Ангулеме. Подтвердите правильность этих данных».
Гестаповские радисты всегда спешили удовлетворить запросы «Директора». Так, например, в конце января они сообщили в Москву: «Из надежного источника получена информация, что в последние недели декабря немцы начали исключительно масштабное передвижение войск в сторону испанской границы, особенно в районе Бордо-Ангулем. Между десятым и двадцатым декабря поток транспорта был настолько мощным, что на железнодорожном перегоне Потье-Ангулем наблюдалось до восьми воинских эшелонов в день.
16 марта они сообщили о «выводе многочисленных воинских подразделений из Антверпена и оживлении движения в сторону южной Франции, включавшем 26 воинских эшелонов, 18 из них состояли из более чем 50 вагонов, а 8 — около 40; главным образом — пехота». 23 марта «Директору» передавали об «увеличивающихся масштабах войсковых транспортов и перемещениях войск в Бельгии и Франции», а пять дней спустя о «свежих формированиях Люфтваффе в Бретани», которые, по-видимому, представляют собой свежесформированные подразделения воздушно-транспортных и десантных войск.
Гестапо сообщало даже самые незначительные подробности. Так например, 2 апреля: «Новая дивизия СС в Ангулеме не имеет ни номеров, ни знаков. Солдаты в серой полевой форме с черными нашивками на воротничке и эсэсовским значком. Оснащена необычно большим числом транспортных средств».
1 апреля на тему об эсэсовских дивизиях: «Артиллерия: средние и тяжелые гаубицы, тяжелые длинноствольные орудия, все моторизовано. Дополнительно — многочисленные современные противотанковые пушки и зенитки. Дивизия располагает рядом средних бронемашин. Личный состав около 16 000 человек».
Чем подробнее становились вопросы «Директора», тем больше он вынужден был выдавать все ещё работавшую на Западе сеть своих информаторов, а именно это и было целью гестапо. Там имели все основания полагать, что советская шпионская организация во Франции, Бельгии и Голландии разрушена, но ещё оставалась коминтерновская сеть и подполье французской компартии, которых также подключили к сбору информации для русских.
Гораздо более важной целью была советская шпионская сеть под руководством Александра Радо в
