— Большой?
Он не знает, что ответить. Потом показывает большим и указательным пальцем что-то величиной со спичечный коробок. Я нашел у кого спрашивать…
— Где он? — задаю второй вопрос.
— Там, — показывает Рис на юго-восток, в сторону Бристольского залива.
Это может быть одно из судов, обслуживающих графа Глостерского, с которым мне пока нет смысла ссориться. Ладно, не захватим, так хоть согреемся.
— Лево на борт, ложимся на курс зюйд-ост! — приказываю я, подхожу к нактоузу и показываю рулевому стрелочку, над острием которой написано «SO».
Шхуна сразу увеличивает скорость на узел или даже полтора. Примерно через час я с полубака могу разглядеть судно. Оно идет на веслах и под прямым парусом на запад. Длиной метров пятнадцать или немного больше. Это типичное для этих мест судно с прямым парусом на невысокой мачте и веслами, в данном случае по восемь с каждого борта. Наверное, у них есть какое-то название, но я его не знал. Скорее всего, это модернизированный норманнский драккар. Так и буду их называть. Я видел такие в Бристоле. Они привозили туда на продажу бычков, свиней и баранов. Армии нужно много мяса. Вроде бы и сейчас граф Глостерский воюет с королем Стефаном. Мы должны были заметить это судно раньше. Видимо, у Нудда замылился глаз к концу вахты. Когда долго смотришь на одно и тоже, перестаешь видеть.
Догоняем драккар часа через два. Когда дистанция сокращается метров до ста пятидесяти, становятся видны некоторые гребцы, особенно, если волна поднимает нас, а они в ложбине. Гребцы сидят лицом к нам, но делают вид, что не замечают. Я стреляю из арбалета. Болт попадает в плечо гребцу, сидящему по левому борту, который сразу роняет весло. Об это весло цепляются соседние, гребцы левого борта сбиваются с ритма. Их судно рыскает влево. Соседи вытаскивают весло из воды и снова начинают грести. Никто не хочет умирать.
— Стреляйте, — приказываю я трем лучникам, которые стоят позади меня, и отшагиваю в сторону, чтобы не мешать им.
Теперь уже три гребца по левому борту роняют весла и падают мертвые. Ирландское судно разворачивается левым бортом к нам. Команда попряталась за фальшборт, больше не гребет.
Я командую спустить грот и фок, а потом и остальные паруса. Мы, сбавляя ход, медленно подходим правым бортом к левому ирландского судна. Моя команда заняла места согласно боевого расписания. Все в доспехах и держат луки, приготовленные к стрельбе. У Джон и Умфры в руках по «кошке» — небольшому якорю-тройнику, привязанному к длинному линю. Когда мы начинаем проходить вдоль борта ирландского судна, старшины бросают «кошки», которые цепляются за фальшборт драккара. Кто-то из ирландцев пытается отцепить «кошку», дергает ее рукой.
— Если не будете сопротивляться, останетесь живы! — кричу я на валлийском, а потом повторяю на норманнском и латыни.
Кажется, мне поверили, по крайней мере, рука исчезла. А что им остается делать?!
Мы подтягиваем драккар к борту шхуны. У него есть палуба, закрывающая трюм, в который влезет тонн десять-пятнадцать груза. Шкипер стар, с обветренным, красным лицом и длинными седыми волосами под шерстяной шапкой. Я ему показываю жестом, чтобы поднялся на борт шхуны, для чего юнги снаряжают штормтрап. Шкипер впервые видит такую лестницу, дергает ее, проверяя надежность, затем поднимается к нам. Умфра его обыскивает и отдает мне нож с широким лезвием в кожаных ножнах и мешочек с восемью шиллингами.
— Что везешь? — спрашиваю я по-норманнски.
— Скот. Овцы и свиньи, — отвечает он и не сдерживается, приняв меня за норманна, — для норманнских свиней.
— Я их отвезу норманнам и передам твои слова, — говорю ему. — Чем быстрее перегрузим, тем быстрее окажетесь на свободе.
Шкипер мне не верит. По роже видно, что за свою долгую жизнь неоднократно захватывал более мелкие суда и никого не оставлял живыми. Он не понимает, что в моих действиях есть дальний прицел: он расскажет обо мне другим шкиперам, и те не будут сопротивляться. Одно дело — потерять жизнь, а другое — только товар.
Пока ирландцы передают на шхуну оружие и щиты, мои матросы спускают на воду восьмивесельный ял, который стоит на рострах и крышках большого люка в трюм между мачтами. Есть еще два малых люка, перед фок-мачтой и после грот-мачты. Затем матросы вооружают обе грузовые стрелы, по одной на мачту, и начинают перевалку груза. На палубу ирландского судна опускаются стрелой сетка, сплетенная из толстых тросов. На нее ирландцы загоняют по две овцы или свиньи, которых подают из трюма. Мои матросы поднимают стрелой сетку. Овцы и свиньи повисают в ней, оказавшись лапами в крупных ячейках. Визга и блеянья много, но вреда никакого. Мои матросы весело ржут. Я прикрикиваю на них, чтобы не расслаблялись. Все-таки ирландцев не намного меньше, и это взрослые мужчины, пусть и безоружные и без главаря. Шкипера сидит на корточках в углу у моей каюты и провожает взглядом каждый подъем грузовых стрел.
Вскоре в трюме шхуны оказываются все тридцать голов скота. Мой матрос спускается к ирландцам, убеждается, что их трюм пуст, забирает с палубы корзину с пятью головками сыра и возвращается на шхуну. Я жестом предлагаю шкиперу вернуться на свое судно. Он не верит мне, ждет подляны. Даже на борту своего судна все еще готовится получить стрелу в спину. Только когда шхуна удаляется метров на сто, что-то кричит вслед. Наверное, желает счастливого пути.
Мы ложимся на курс ост-зюйд-ост и следуем в Бристольский залив. Приходим под утро, незадолго до прилива. Дождавшись его, поднимаемся вместе с мутной морской водой, которая подгоняет шхуну, вверх по реке Эйвон до порта Бристоль. На лугах возле города опять стоят шатры и палатки. Видимо, граф Глостерский собирается в очередной поход.
Как только мы ошвартовались к деревянной пристани на правом берегу реки рядом с замком и мостом, где уже разгружалось большое одномачтовое судно с зерном, как подошел чиновник, судя по яркой одежде, анжуец.
— Какой у тебя груз? — спросил он.
— Овцы и свиньи, — ответил я.
— Граф Глостерский покупает их, — сообщил чиновник, даже не поинтересовавшись моими намерениями. Он внимательно посмотрел на меня, видимо узнав, но на всякий случай спросил: — Ты купец?
— Ты не ошибся, я рыцарь, осенью был в походе, — сказал я. — Это не товар, а добыча.
— Тогда понятно, — произнес чиновник и поинтересовался: — Собираешься присоединиться к походу?
— Нет, — ответил я. — Грабить деревни — не по мне, на море больше добуду.
Мы сговорились на два шиллинга за овцу и три за свинью, после чего чиновник ушел, пообещав подойти к концу разгрузки и заплатить. Вскоре пришел чиновник рангом пониже, круглолицый и самодовольный, с пастухами, которые принимали выгружаемый скот и не давали ему разбежаться. Овцы покорно ждали своей участи, а вот свинья пытались наесться перед смертью. Даже обгрызли кору с деревца, которое росло рядом с пристанью.
Когда выгружали последних двух овец, на пристань вернулся первый чиновник в сопровождении двух рыцарей, молодых анжуйцев, которых явно утомляла их нынешняя обязанность. Скорее всего, потому, что надо ходить пешком. Он уточнил у младшего чиновника число выгруженных овец и свиней, после чего расплатился со мной, удержав один шиллинг портовых сборов.
— Граф Роберт хочет поговорить с тобой, — сказал мне чиновник напоследок. — Рыцари проводят тебя.
От такого предложения трудно отказаться.
Перед широким рвом, заполненным водой, через который был перекинут подъемный мост, стоял барбакан — каменная прямоугольная башня с проходом в середине, закрываемым воротами и железной решеткой. Ее охраняли человек двадцать пехотинцев. Нас пропустили без вопросов. Мы прошли по деревянному подъемному мосту, у которого были лишь невысокие бортики. Видимо, перила еще не изобрели, или они будут мешать поднимать мост. В замок вели ворота, которые были шире моста, хотя, по
