мавров. Цветные стекла и наши мастера умеют делать, но самое лучшее прозрачное — у нехристей, — и добавил шутливо: — Дьявол отдал им секрет в обмен на их души!
— На западном побережье Иберии есть христианские порты? — спросил я.
— На самом севере есть Корунья королевства Кастилия, а южнее ее — Опорто, который входит в бывшее графство, а с позапрошлого года королевство Португальское. Правит там Афонсу, сын Генриха Бургундского.
Опорто — это, видимо, будущий Порту.
— Сильное королевство? — задал я вопрос.
— Откуда им быть сильными?! — снисходительно произнес генуэзец. — Земли у них бедные, мастера плохие. Наши покупают у них шерсть, мед, воск. Иногда лошадей. Попадаются у них хорошие арабские скакуны, отбитые у мавров.
— А Лиссабон чей? — поинтересовался я.
— Мавров, — ответил он.
— Большой город? — спросил я.
— Не знаю, никогда не был. Говорят, побольше Опорто, — сказал генуэзец.
На ночь легли в дрейф. Я усилили караул, но происшествий не было. Видимо, купец не много потеряет, заплатив двести фунтов серебра.
К вечеру следующего дня оба судна встали на рейде порта Брест. Генуэзца на моем яле отвезли на берег. Вернулся он с тем самым иудеем, которому я продал неф в прошлом году. Он не сильно удивился, увидев меня. Заходя со мной в каюту, попросил генуэзца подождать на палубе.
— Узнал твое судно. Очень отличается от других, — сказал он, выпив генуэзского вина, которым я его угостил.
— Построено по моему проекту, — похвастался я.
— Не продашь мне его? — спросил он. — Заплачу хорошо.
— Нет, — отрезал я.
— Как хочешь, — решил не настаивать иудей. — На сколько вы с ним договорились?
— Двести фунтов серебра, — ответил я.
— Что будет после того, как он тебе заплатит? — продолжил он допрос.
— Генуэзец отправится на свое судно и сможет катиться, куда захочет, а я снимусь с якоря и уйду искать новую добычу, — сообщил я.
— Не нападешь на него во второй раз? — спросил он.
— Я — барон, мое слово дорого стоит! — сказал я с наигранным возмущением.
— Я не хотел обидеть! — заискивающе глядя мне в глаза, заверил иудей. — Боюсь потерять из-за него такие большие деньги.
— Не потеряешь, — заверил я. — Он на обратном пути обещает расплатиться или вексель выпишет?
Векселями пользовались византийские купцы. Переняли ли их опыт генуэзцы?
— Мы еще не решили, — увернулся от ответа иудей.
Значит, векселя уже ходят. Запомню, может, пригодится.
— Завтра утром заплачу за него, — сказал он. — Не обижайся барон, но сделаю это только на причале, где будет городская стража.
— Не возражаю, только не вздумай учинить какую-нибудь пакость. Ты умрешь первым, — предупредил его.
— Я — деловой человек, мое слово дорого стоит! — с заискивающей улыбкой перефразировал он меня.
На следующий день на причале я принял от него по весу двести фунтов серебра. Оно было в четырех кожаных мешках, по пятьдесят фунтов в каждом. Привезли его в возке, запряженном понурым мулом с длинными ушами. Он постоянно прял ими, отгоняя мух, которые тучами вились над ним. Охраняли возок десять городских стражников, вооруженных короткими копьями и мечами. Все в возрасте за сорок, медлительные и расслабленные. Не знаю, от кого они смогут защитить. Со мной на яле приплыли шесть лучников, которые за пару минут расправятся с ними. Передав серебро на ял, я подтолкнул купца к иудею и пошутил:
— Теперь твой черед стричь его!
Иудей не смог скрыть радостную улыбку.
Прибыв на борт шхуны, я сразу приказал сниматься с якоря. Выйдя из бухты, повел шхуну на юго- запад. Пойдем посмотрим, что там творится в двенадцатом веке на Пиренейском полуострове.
49
Эта бухта находилась южнее Лиссабона. В нее впадала небольшая речушка, достаточно глубокая, чтобы во время отлива шхуна не садилась на мель. Берега ее заросли лесом, деревьев в котором вроде бы было меньше, чем в британских или ирландских, но пробираться было труднее из-за обилия кустарников, большая часть из которых была с колючками. Поэтому ранним утром, пока было не очень жарко, оставив на шхуне охрану, мы прошли на яле несколько километров вверх по реке до того места, где она разливалась, становясь шире, но мельче. Здесь ее можно было перейти в брод. С обеих сторон к броду подходила дорога. Почва здесь каменистая, трудно определить, часто пользуются дорогой или нет. Понаблюдаем — узнаем. Мы замаскировали ял метрах в ста ниже по течению и заняли позицию по обе стороны от дороги.
Солнце начало припекать. Середина лета — не самое приятное время года на Пиренейском полуострове, если ты не лежишь на пляже или у бассейна. Мои матросы, не привыкшие к такой жаре, совсем расклеились. Они разделись до рубах, но все равно мокрые от пота. Кожа почти у всех белая, из тех, что не темнеет при загорании, а краснеет, обгорает.
Прошло больше часа, когда с юга послышался цокот копыт. Скакал отряд в два десятка всадников. Трое в белых чалмах, стеганных, зеленых халатах и с круглыми, средних размеров щитами и длинными копьями ехали метрах в пятидесяти впереди. Лица смуглые, с черными усами и у одного еще и короткая бородка. У христиан усы без бороды считаются вызовом общественному мнению или моде. За этими тремя ехали по двое в ряд шесть всадников в белых чалмах, намотанных на железные остроконечный шлемы, и бурнусах, под которыми скрываются, как догадываюсь, кольчуги. У них были луки длиной чуть более метра и маленькие щиты, которые висели на спинах. Потом ехал на красивом белом иноходце их командир, тоже весь в белом, но без копья или лука, только с круглым щитом среднего размера, покрашенного в зеленый цвет и с белой арабской вязью по кругу. По-арабски читать не умею, но готов поклясться головой Пророка, что написано что-нибудь из Корана. За командиром по двое в ряд следовали конные копейщики, похожие на тех, что ехали впереди.
Я, как обычно, выстрелил в командира. Был от него слева, поэтому болт попал в грудь над щитом. Мавр сперва отшатнулся назад, затем попробовал податься вперед, но вместо этого завалился вправо, упал с коня. Его отряд тоже продержался недолго. Первыми убили лучников, затем перещелкали копейщиков. Только один из ехавших позади командира успел развернуться и проскакать метров тридцать, пока его не догнали две стрелы. У мавров седла низкие, в них в бессознательном состоянии не удержишься.
На командире под чалмой был стальной шлем с золотыми узором в виде замысловатых линий. Волосы темно-русые. Лицо показалось мне славянским с примесью тюркских кровей. Такие часто попадаются среди болгар. На руках пять золотых перстней, два с бриллиантами, а остальные с рубинами. Под бурнусом, как я и предполагал, была кольчуга с рукавами до середины предплечий, изготовленная из очень маленьких и плоских колец. Весила она от силы килограмма четыре, а по прочности не уступала английским, а может, и превосходила, потому что болт, выйдя из спины, не пробил ее с другой стороны. На широком кожаном ремне с приклепанными овальными золотыми бляшками, на которых было что-то написано красивой, витиеватой, арабской вязью, на каждой другой текст, висел, как я подумал, меч. На самом деле в ножнах из черного дерева и с золотыми вставками хранилась сабля с лезвием из дамасской стали, имеющим дол и елмань, позолоченной гардой, рукояткой, обмотанной тонкой золотой проволокой, и вставленным в круглый
