— Помолчи, — попросил я. — Сейчас дам тебе снадобье, и боль пройдет, ты выздоровеешь.
— Не пройдет… — прошептала жена.
Вернулась служанка с серебряным бокалом красного вина и моим походным мешком. Я достал из него гашиш, свежий, найденный месяц назад в замке. Всегда имел гашиш при себе на случай ранения. Я оторвал от темно-коричневой, тягучей массы большой кусок, кинул в бокал и приказал служанке:
— Размешивай, пока не растворится весь.
Фион не хотела пить.
— Меня вырвет, — уверяла она.
— Ничего, еще сделаем, — настоял я и проследил, чтобы осушила бокал до дна.
Желудок Фион не захотел расставаться с таким приятным напитком. Сначала подействовало вино. Оно как бы отдало часть своего красного цвета, отчего порозовели щеки жены. Постепенно начала уходить боль. Потом расширились и остекленели зрачки, отчего взгляд Фион стал змеиным. Она заговорила громче, бодрее и быстрее, пытаясь высказать всё, что накопила за недели страданий. Она рассказала, как тяжело проходили последние месяцы беременности, как начались преждевременные роды.
— Он родился мертвым, — оправдываясь, произнесла жена.
— Не надо было зачинать его, — упрекнул я.
— Всего один раз не послушалась тебя… — виновато произнесла Фион.
Допустим, не один, но это уже не важно. Чтобы утешить, рассказал ей теорию переселения душ. Фион слушала меня с затуманенным взглядом. Может быть, в мечтах была уже в будущем.
— Мы с тобой встретимся в следующей жизни и будем жить долго и счастливо, — закончил я.
— А как мы узнаем друг друга? — спросила она.
Об этом я и не подумал. Ведь в следующей жизни мы будем выглядеть по-другому.
— По этому жесту, — ответил я и засунул руку под одеяло.
Ее тело было горячим, а между ног влажным. Я нежно погладил там так, как Фион нравилось больше всего. Она даже хихикнула игриво. И тут же ее лицо напряглось, побледнело и заострилось.
— Позови священника, — прошептала она, закрыв глаза.
Фион хватило сил на исповедь, прощание с детьми и на то, чтобы судорожно сжать мою руку своей горячей и сухой.
Похоронили ее в монастыре бенедиктинцев. Сначала лежала под полом часовни, а потом была перенесена в срочно построенный на территории монастыря семейный склеп. Табличка рядом с ее гробом гласила: «Фион, эрлесса Сантаренская, любимая и любящая жена и мать».
28
Смерть Фион сблизила меня с моими детьми. К мужчинам, не смотря на количество произведенных на свет детей, осознание отцовства приходит не так быстро, как к женщинам. Некоторых догоняет только, когда рождаются внуки, если вообще успевает догнать. Со мной это случилось именно сейчас, после смерти жены. Шусан и Тибо Кривой помогали мне. Они и раньше были вместо бабушки и дедушки моим детям.
В начале мая граф Честерский позвал отслужить ему на границе с Гвинедом. Я послал к нему замерсийских рыцарей и Гилберта под командованием Тибо Кривого. Оруженосцем у командира был виконт Ричард де Беркет. По странному стечению обстоятельств там, где находился этот отряд, валлийцы не нападали. Тибо Кривой тоже в бой не рвался и всячески избегал стычек с валлийцами, хотя в трусости никто не мог обвинить его.
Роберту де Беркету в этом году исполняется десять. Он тоже рвался в поход, но я решил держать его при себе, назначил оруженосцем Джона. Думал, что этим летом нам с Джоном воевать не придется. Я занимался хозяйственными вопросами и учил младшего сына фехтованию.
В июне в Беркенхед прибыли две мои бригантины с вином и восточными тканями. Привезли все это для купца Джека. Он собирался развезти эти товары по населенным пунктам Ланкашира, продать в розницу и неплохо заработать. По словам Джека, все вино уже заказано, осталось лишь доставить и получить деньги. Большую его часть купили монастыри.
Капитан Диого, командовавший одной из бригантин, рассказал последние новости, которые ему в свою очередь рассказал при встрече в Лиссабоне капитан другой моей бригантины, ходившей на Руан:
— Генрих, герцог Нормандский, женился на Элеоноре, герцогине Аквитанской. Теперь он самый сильный владыка в Европе. Только вот его баронам это не нравится. Они затеяли мятеж. Все вместе: и нормандские, и анжуйские, и аквитанские.
Уверен, что не понравилось в первую очередь Людовику, королю Франции. Слишком сильный у него появился вассал. Как бы с трона не скинул. По подсказке короля и проявили недовольство бароны. Ничто так не обессиливает страну, как внутренняя смута. В ней победа любой из конфликтующих сторон ведет, в конечном счете, к проигрышу обеих.
К тому времени сидеть в замке мне надоело. Все здесь напоминало о Фион. Мне казалось, что она где-то рядом. Может быть, ее душа продолжала жить в замке, охраняя нас. Надеюсь, она справится и без моей помощи. Я решил отправиться на помощь нормандскому и аквитанскому герцогу и английскому принцу Генриху. На шхуне и обеих бригантинах разместились две сотни лучников, тридцать сержантов и мы с Джоном, оруженосцами и слугами. В трюма были погружены съестные припасы, стрелы, кибитки и лошади, боевые, верховые и упряжные.
В Кельтском море нас немного потрепало. На радость мне, оруженосец Роберт де Беркет морской болезнью не страдал. Во время шторма он уплетал все, что подавали, а остальное время дрых без задних ног. Через неделю мы выгрузились в Руане.
Генрих, герцог Нормандский и Аквитанский, принял меня в бывшей приемной отца. На троне он смотрелся менее величественно, чем Жоффруа. Может, потому, что все время ерзал. Повзрослев и женившись, он все равно остался непоседливым мальчишкой. Мое появление удивило герцога.
— Что тебя привело ко мне? — спросил он с некоторой опаской. Наверное, боялся непомерного требования и бунта в случае отказа. — У тебя заплачены щитовые деньги еще за три года вперед.
Я не стал говорить ему, что просто сбежал от напоминаний о счастливом прошлом. Вместо этого произнес:
— Во-первых, прибыл поздравить с такой удачной женитьбой!
— Спасибо! — поблагодарил он.
— Во-вторых, — продолжил я, — принести оммаж за нормандские владения. И в-третьих, объяснить твоим мятежным баронам, что они не правы.
Генриха в первую очередь заинтересовало в-третьих:
— Ты готов помочь мне усмирить их?
— Я уверен, что ты и без меня справишься, но с моей помощью это, надеюсь, произойдет быстрее, — ответил ему.
— Сколько у тебя рыцарей? — спросил он.
— Я и он, — показал на сопровождавшего меня Джона.
Герцог Нормандский собрался было упрекнуть меня в неуважении к своей особе, но потом, видимо, вспомнил, что рыцари у меня не в почете.
— Ах, да! — произнес он. — А сколько в твоем отряде… воинов?
— На данный момент почти две с половиной сотни, — ответил я. — Мне надо нанять еще сотни две копейщиков, желательно брабантцев, потому что они голодные и злые, будут драться, как черти, — и я готов начать боевые действия в любом месте, куда пошлешь. Где самая тяжелая ситуация?
— На границе с Иль-де-Франсом, — ответил Генрих. — Из-за этого я не могу покинуть Руан, отправиться в Анжу.
— Если не возражаешь, я отправлюсь туда, а ты — в Анжу, — предложил я. — А потом вместе займемся Аквитанией.
Наверняка у Генриха Нормандского были сомнения, справлюсь ли я с нормандскими баронами, но он не решился их высказать. Или, что скорее, других вариантов у него все равно не было. Даже если я не
