Дымно-желтые ленты бесшумноНависают, дрожат и кадят.Если руки сложить бездумноИ смотреть на далекий скат:???????Все мое — и холмы, и дорога,???????И скамья, и стол, и закат…<1931>
Об этом не пишут в передовицахИ лекций об этом никто не читает,—Как липы трепещут на солнечных спицах,Как вдумчивый дрозд по поляне шагает…А может быть, это всего важнее:И липы, и дрозд, и жук на ладони,И пес, летящий козлом вдоль аллеи,И я — в подтяжках на липовом фоне.С почтительной скорбью глаза закрываюИ вновь обращаюсь к Господу Богу:Зачем ты к такому простому раюЗакрыл для нас навсегда дорогу?Зачем не могу я качаться на ветке,Питаяся листьями, светом, росою,И должен, потея в квартирной клетке,Насущный хлеб жевать с колбасою?Какое мне дело до предка Адама,И что мне до Евы с ее поведеньем?Их детский грех, их нелепая драмаКакое имеют ко мне отношенье?И вот однако лишь раз в неделюМогу удирать я в медонскую чащу…Шесть дней, как Каин, брожу вдоль панели,Томлюсь и на стены глаза таращу.Зато сегодня десница ГосподняНаполнила день мой светом и миром,—Семь светлых чудес я видел сегодня,И первое чудо — встреча с банкиром:На тихой опушке, согнувши ляжки,Пыхтел он, склонясь у своей машины,И кротко срывал охапки ромашки,Растущей кольцом у передней шины.Второе чудо было послаще…Кусты бузины зашипели налевоИ вдруг из дремучей таинственной чащиКо мне подошла трехлетняя дева:Шнурок у нее развязался на ножке,—А мать уснула вдали на поляне.Я так был тронут доверием крошки,Что справился с ножкой не хуже няни…Я третьего чуда не понял сначала…О, запах знакомый — шербет и малага!Раскинув кудрявым дождем опахала,Акация буйно цвела у оврага.И вот в душе распахнулась завеса:Над морем город встал облаком тонким,И вдруг я вспомнил, Одесса, Одесса,Как эту акацию ел я ребенком.Четвертое чудо меня умилило…Под липой читал эмигрант «Возрожденье»,А рядом сосед, бородатый верзила,Уставил в «Последние новости» зренье.Потом они мирно сложили газетыИ чокнулись дружно пунцовой вишневкой,И ели, как добрые братья, котлеты,И липа качала над ними головкой.
