Успокоить боль в лопатке.Ближних нет. Порой над валомПромелькнет в трико гусыня,—Левый глаз чуть-чуть прищуришь,И опять вокруг пустыня…Сверху солнечная лава,Снизу жаром жжет песчаным,—Будто ты лежишь в духовкеНашпигованный каштаном…Муравей ползет по ляжке,Плещет бабочка на вые,И в глазах фонтаном искры,—Ало-бело-голубые…Ах, какие в это времяМысли в черепе роятся!Но без пишущей машинки —Так к чертям и разлетятся…В голове зевает вечность,В сердце — огненные спицы,А пониже — обалделостьРазомлевшей поясницы…* * *Врач-приятель мне в ПарижеОбъяснил весьма толково:«Зря, дитя мое, на солнцеНе валяйтесь, как корова…Алкоголь в приличной дозеПодымает человека,—Так и солнце, так и бабы,—Как сказал Мартын Задека…»Но лежать, считать минуты?Где я здесь возьму будильник?Сосны спят… Цикадный скрежетМонотонен, как напильник…Встанешь — вся спина пылает.Боком выйдет эта лежка!Завтра весь до пят облезу,Как ошпаренная кошка…А пока, — спасибо, солнце,За тяжелый жар твой медный,За чудеснейшие мысли,Улетевшие бесследно…Нынче я не догадался,Нынче я был идиотом:Завтра в дюны я с собоюКарандаш возьму с блокнотом.<1932>
Вверх за лодочным сараемПодымается тропинка…Независимо и гордоПо корням стучит дубинка.Справа сосны, слева море,Посредине — я с собакой.Жаба сунулась под каменьТоропливой раскорякой…Что ты, друг мой! Ты ведь дома,—Мне поступок твой неясен:Эмигрант французской жабеСовершенно безопасен…В складках скал внизу открылсяРайский клок воды сапфирной.Ни души… Морские травы,Да над камнем кактус жирный.И с крутой тропинки чертом,Под ребром скалы прохладной,Вниз — в игрушечную бухтуТак и ринулся я жадно…* * *Благодарными глазамиЯ взглянул, вздохнув, вдоль склона:Вот… До самого закатаПоиграю в Робинзона.Но за камнем — гвоздь им в печень! —В элегантнейшей палаткеРобинзоновская параКопошилась на площадке…Он, на сук повесив галстук,Перед зеркальцем овальнымПоправлял пробор свой жидкийЖестом сдержанно-астральным…А она в пижаме алой,Наклонив серпом головку,
