Все убытки, да убытки…»И, как демон, запахнулаКрылья черные накидки.* * *Эмигрант, подбитый ветром,Долго слушал я соседку,И казалось мне, что РотшильдГорько плачет мне в жилетку…Вон внизу за перелескомДом ее стоит, как крепость.Дождь гнезда ее не смоет,—Что за дикая нелепость!Кров, семья, покой, достаток,Каждый ствол скрипит: «Я дома»…С детства каждая ложбинка,Как ладонь своя знакома.Вот когда б на нашу льдинуПосадить ее хоть на день,—Чтоб она бы поклевалаЭмигрантских виноградин…Этой мысли я, конечно,Вслух не высказал старушкеИ сказал ей в утешенье,С ней прощаясь у опушки:«Есть примета, — если лозыГлупый дождь в июле мочит,—Винограду будет меньше,Но вино в цене подскочит».<1932>
Выбрав место у тропинки,Где сквозь бор синеет море,Где вдали бельишко сохнетНа бамбуковом заборе,Я принес большую доску,—Пар дымился над ушами! —И четыре толстых ножкиОбтесал карандашами…Вбил их в землю — слон не вырвет!За холмом стреляло эхо;И прибил к ним туго доску,—Не работа, а утеха…А потом лазурной краской,Цвета крыльев серафима,Густо выкрасил скамейку —Дар любому пилигриму:Чтоб присел, забыв земное,И, попыхивая трубкой,Всласть смотрел, как парус в мореДышит гоголем над шлюпкой…Да и сам приду не раз яПосидеть Наполеоном,Руки гордые сложивши,В одиночестве зеленом…* * *Где влюбленных нынче встретишь?В казино, сцепясь друг с другом,Пары вьются, как моторы,Равнодушно-мертвым цугом…А на пляже те же пары,Загорев, как голенище,Распластав тела у будок,Переваривают пищу.Но сегодня — наконец-то! —На моей скамейке синейЯ приметил сквозь кустарникБога юного с богиней.Он был в трусиках лиловых,А она в трико морковном…Метров на сто был пронизанВоздух шепотом любовным,Шея к шее, сердце к сердцу,Под сосной склонились рыжей…За смолистыми стволамиПодобрался я поближе.Подобрался и расслышал:Рдея страстью огневою,Оба пламенно шепталисьНад таблицей биржевою…Скрылись в чаще. Мрачно сел яНа пустынную скамейку.Петушок с соседней фермыИз-за камня поднял шейку,
