Семен явно вознамерился добавить еще что-то, но Катя его одернула:
– Опять за свое? Ну сколько можно?!
Андрей между тем достал из шкафа новый бокал, наполнил его шампанским и поставил перед Семеном.
– Ну что ж, давайте выпьем тогда за вечную дружбу, что ли? В ее существовании, надеюсь, никто не сомневается, – сказал Андрей, поставив передо мной другой бокал и наполнив его рябиновкой.
– Никто, – заверил Семен, и все подтвердили: – Никто!
– Только мы не выяснили, с чего она, эта вечная дружба, начинается? – сказала Катя. – Кто-нибудь знает?
– Никто, – сказал Семен, и все повторили: – Никто!
– Ну уж раз никто не знает, с чего начинается вечная дружба, значит, она действительно вечна, – заключил Андрей.
С той минуты «возвышенные» темы были полностью оставлены, и мы долго болтали о разном. Семен с Катей спохватились только полпервого ночи и поспешно выскочили, торопясь на метро, так что мы даже толком не успели проститься.
Сарит тут же легла спать, безжалостно выгнав нас из кухни.
Я сразу повалился в постель.
– Так это «та самая Татьяна» сегодня в музее была? – спросил я, уже засыпая.
– В общем-то, да, – вздохнул Андрей. – Мы ее с Сарит случайно на улице встретили, ну я ее и пригласил...
– Жаль, что она все время молчала. Не удалось узнать, что она за человек. Но смотрела она на тебя очень выразительно...
– Ты прав. Что-то она во мне нашла. Не пойму вот только, что...
Андрей не спал. Он сидел в своей половине, склонившись над Евангелием. Время от времени сквозь сон до меня доносились его приглушенные возгласы:
– Поразительно! До ареста Иоанна... После ареста Иоанна… Поразительно!
Утро последнего дня нашего пребывания в Москве было решено посвятить прогулке в парке имени Горького: я показал Сарит места, где любил гулять в детстве, и даже прокатился с ней на колесе обозрения. На том самом: не на «женском», а на «мужском» колесе.
Во второй половине дня мы встретились с Андреем на Маяковской. Сарит захотела погулять по булгаковским местам – ее очень впечатлила в свое время книга «Сатан бэ-Москва» – «Мастер и Маргарита» в переводе на иврит.
Мы прошли вместе до Патриарших прудов, прогулялись по аллее, побродили в окрестностях булгаковского дома и даже потоптались у дверей «нехорошей квартиры».
– Интересно, – спросила Сарит, когда мы вернулись в метро. – А станция эта существовала, когда Воланд посетил Москву? Он мог под этой колоннадой прогуливаться?
– В каком именно году Воланд посетил Москву, так и не установлено. Вероятнее всего, речь идет о 1929 годе. Тогда еще метро в Москве не было.
С шумом подъехал поезд, с грохотом распахнулись двери...
– По большому счету вопрос этот остается открытым, – продолжил Андрей, когда мы сели на свободную скамейку в самом конце вагона. – Когда это метро построили, Булгаков еще был жив и еще работал над романом.
Когда поезд тронулся, я поднял голову и вдруг увидел на скамье напротив двух религиозных евреев лет тридцати в черных костюмах и черных кипах. Они были так похожи, что можно было бы решить, что это близнецы, но один выглядел все же несколько старше другого. Во всяком случае, у него в бороде пробивалась седина, в то время как другой был черен как смоль. Евреи нам приветливо улыбались, по- видимому, опознали в нас с Сарит израильтян. Я тоже был рад видеть их лица и также улыбнулся в ответ. У меня даже промелькнула мысль снять кепку и продемонстрировать им скрывающуюся под ней вязаную кипу.
– Кто это? Ты знаком с ними? – спросил Андрей.
Я отрицательно покачал головой и добавил:
– Почти уверен, что они израильтяне...
Между тем на следующей остановке евреи так же внезапно исчезли из вагона, как на предыдущей остановке в нем появились. Андрей вдруг тоже вскочил и потянул нас к выходу.
– Разве у нас здесь пересадка? Это же Тверская?
– Прости, – пробормотал Андрей. – Я должен узнать, кто они.
Он быстрым шагом пошел за этими парнями, которые быстро растворялись в пестрой толпе. Мы с Сарит старались не отставать, что было совсем непросто из-за толкотни перед входом на эскалатор.
Стараясь не терять Андрея из виду, мы почти бежали следом за ним, но в подземном переходе все- таки отстали.
Мы вышли на улицу и через пару минут нашли Андрея. Он стоял и растерянно глядел в сторону Тверского бульвара.
– Куда они могли пропасть? – пробормотал он, когда мы наконец его догнали.
– Тут ведь, кажется, синагога хабадская неподалеку? – вспомнил я. – Скорее всего, они туда отправились…
– Зачем они тебе, Андрей? – удивилась Сарит.
– Да так... Поразительное совпадение... У вас так не бывает, что вам снится что-то, а потом вы это наяву видите?
– У меня бывает, – подтвердил я.
– И у меня так не раз бывало, – оживилась Сарит. – Собаку, например, на улице встретишь и тотчас вспоминаешь, что тебе эта собака ночью снилась.
– Так вот мне, представляете, эти самые два еврея сегодня ночью приснились!
– Эти самые? Как это – эти самые?
– Они, правда, были в древних одеяниях, но тоже почти как близнецы выглядели, им тоже было на вид около тридцати лет, но только во сне как-то было ясно, что это... Иисусы... Два Иисуса.
– Два Иисуса? – рассмеялся я. – Когда ты свою рукопись нашел, то тебе там тоже два Иисуса померещились. Помнишь?
– У них лица ведь иконописные были… Вы заметили? – не слыша меня, спросил Андрей.
– Обыкновенные еврейские лица, мне кажется.
– А почему они на нас так приветливо смотрели, будто приглашали к ним присоединиться, а потом убежали?
– Они просто увидели, что мы с Сарит израильтяне, и обрадовались. Ты не знаешь, какое это счастье за границей израильтянина встретить. Ну, а убежали они, потому что им сходить надо было. Я же сказал, тут синагога неподалеку, хабадская...
– Может быть, зайдем в эту синагогу?
– Отличная идея! – подхватил я.
Мы дошли до синагоги на Большой Бронной, где как раз начиналась минха, так что я даже помолился в миньяне. Однако тех двух евреев в синагоге не оказалось.
– Вот видишь, – встревоженно заметил Андрей, когда мы вышли на Бульварное кольцо и побрели обратно к метро. – В синагоге их нет. Это неспроста… Я вчера читал Евангелие. Там действительно такие поразительные расхождения обнаруживаются, что дурно становится. У синоптиков все события начинаются после ареста Иоанна Крестителя, а в евангелии Иоанна такое впечатление, что с момента крещения до ареста по меньшей мере год прошел. Да и события-то все совершенно другие.
