вдруг стало:
Да что же такое с людьми?!
И в школе, уже в Ленинграде,
Не дали мне крестик носить —
Лишь только спокойствия ради…
Но можно ль за то укорить?
Полвека минуло, полвека —
И мамы не стало, увы…
А в шкафчике старом аптека,
И там, средь лечебной травы
Он всё же нашёлся, мой крестик,
Утраченный мой талисман!..
Ещё поживём мы с ним вместе
И жизни допишем роман.
Сергей Ситкевич
Вы ещё уедете в деревню,
Отравившись духом городским.
Вы ещё оцените деревья,
Запах сена, тишину и дым,
Что струится по утрам над кровлей:
Пусть томится в печке молоко.
Вы ещё откажетесь от роли
Баловней судьбы. И высоко
Безгранично распахнётся небо —
Что там шпили, башни, купола!..
Вы ещё поймёте, как нелепа
Ваша жизнь столичная была
В едкой спеси, важности в полоску
И в весёлой скуке набекрень…
Вас научит томный кот Матроскин
Бутерброды есть и пить ревень
Вместо пепси, деньги экономить —
Самосадный жаловать табак.
Если и придется сквернословить,
Поделом, поди, не просто так.
И померкнут подвиги и славы,
И беседы с лириками тьмы.
Вас излечат родники и травы
От депрессии, богатства и сумы.
О многом помечтал, о многом передумал.
И был звездой и принцем на коне,
Пока, в конце концов, весь блеск с себя не сдунул
И понял точно,
Что
От жизни нужно мне:
Оставить на земле ни дерево, ни сына,
Ни особняк с бассейном и трубой —
Духовный талый след, хотя бы в пол-алтына,
В котором с грустью мир любуется собой.
В плену бездарных дел, обманчивых открытий
Покажется с утра: иллюзией дышу.
И склеиваю жизнь в мозаику событий,
Прокладывая мысль и чувственность по шву.
И думаю: проснусь непризнанным героем,
Когда уткнётся в ил поэзии ладья.
И будет речь людей гудеть пчелиным роем,
И в каждом слове тлеть измученность моя.
Закономерна смерть. Досаден факт рожденья —
Я этот горький день затёр в календарях.
Напрасны и пусты великие свершенья.
Не лучше ли стоять в распахнутых дверях
И просто лицезреть природы вдохновенье,
Сдержав хмельной порыв и жажду жить, как все;
Не в женщине искать возможность продолженья,
А в звёздных небесах и утренней росе?
Мой усатый врач
Энергетический комок,
Окутанный урчаньем.
Ключ, отпирающий замок
Истоков мирозданья.
Свернувшись
На груди́
В луну,
Вливает сладко, ленно
В меня за волнами волну —
Всю благодать Вселенной.
Из клеток изгоняя хворь,
Чтоб луг души – без рытвин,
Пыхтит один за целый хор...
А я-то думал – дрыхнет.
Смотрю на ребёнка. Щемящее чувство.
Здоров и накормлен. Ему хорошо:
Игрушки, да мамка, и кажется чудом
Движенье вокруг.…
Встал.… Споткнулся.… Пошёл!..
Пошёл. И вот тут-то… не знаю, не знаю…
Завидовать, нет ли, что всё впереди?
Но он – драгоценность. Его пеленают.
И ротик невинный подносят к груди.
А я то.… А я-то изведал. И плёнка
Восторгов истлела. Но вот, изумлён.
И, в поисках чуда, гляжу на ребёнка.
И мне, словно бог, улыбается он.
Сергей Скаченков
Скорбный образ, образ милый,
Холмик горестной земли.
И над маминой могилой
Пролетают журавли.
Лето мамино уносят
Безвозвратно. Навсегда.
День печали. Дождик. Осень.
Безысходная беда.
Обелиски
Вот оно – геройское братание!
Память эту чтим мы не впервые.
Холмики могил – напоминание:
Здесь прошли сраженья боевые.
Спят сыны России без пробудки
На просторах близких и неблизких.
И цветы простые – незабудки —
Грустно украшают обелиски.
Что со мною? В душе – соловьи!
Хоть и осень в окошко стучится.
Это руки и губы твои —
Надо ж было такому случиться!
Через уйму промчавшихся лет
Мы с тобою увиделись снова,
И приходит весеннее слово
В этот поздний осенний привет.
Марина Скородумова
Любовь, что пропела мне песнь свою,
Теперь стала просто дружбой.
Я новые песни теперь пою,
Живу, для тебя ненужной.
Ах, было! Смущенье влюблённых глаз
И трепетных рук взаимность.
Слагались стихи, радость пела в нас,
И счастье в глазах светилось...
Не лучше ль то время не вспоминать?
Ведь стало уже привычно:
Весёлой улыбкой тебе сказать,
Что всё у меня – отлично...
Юбилейное
Оглядываю прожитые годы
И памятью высвечиваю дни:
Плывут куда-то мимо пароходы —
Не манят их весёлые огни.
Свою читаю повесть беспристрастно
С разлуками щемящими в груди…
Я знаю, всё в ней было не напрасно:
Итоги и финалы – впереди...
Своим путём иду среди дорожек,
Средь хитрых лабиринтов-тупиков,
И взгляд мой всё придирчивей и строже
Преумножает счёт черновиков.
Всё шире вдох моих благодарений
За солнца луч, за друга тёплый взгляд,
За рифмы для своих стихотворений,
За это счастье, полное преград...
Живу, как будто завтра день мой Судный, —
Тряпицей красной среди душ – душа,
И день в тиши, разнообразьем скудный,
Я праздную негромко, не спеша...
Открыты взору небеса и дали,
И к ним стремится жизни колея.
Мои тревоги, радости, печали
Так далеко от суетного дня...
Словно птиц, отпускаю стихи,
Пусть свободно летит моё слово,
Отголоски душевных стихий —
Стаей певчей из плена немого.
А постигну ли времени суть,
Духом над суетою взлетая?..
Вы летите, нелёгок ваш путь
К небу, птицы бумажного рая...
Наталья Снеткова
До весны совсем чуть- чуть остаётся.
Вот и снег уже летит, как придётся.
Я свои подставлю снегу ладоши:
«Приземляйся, отдохни, мой хороший!
Тяжело пришлось, к земле подлетая?»
«Да, – вздохнул он, – я устал», – и растаял.
Как любим мы свои обиды!
Мы бережём их, как детей.
За их стеною нам не видно
Чужих мучений и страстей.
Когда мы всё же понимаем —
Пора сомненья разрешить,
Обиду снова вынимаем
Из дальних уголков души.
И вот уже ей места мало,
Собою всё закрыла вновь!
Ну почему обида стала
Для нас важнее, чем любовь?
Прошу прощенья у себя
За нелюбовь к себе, любимой.
За то, что всё вокруг любя,
Саму себя прошла я мимо.
И кто-то, кто во мне сидит,
Уже устал от ожиданья.
Лишь укоризненно глядит
И мне не ищет оправданья.
А я кричу ему: «Прости!
Себя любить я обещаю!
Не обижайся, не грусти!»
А он мне: «Я тебя прощаю!»
Ольга Соколова
Горчит миндаль
Две бабочки – два шарика воздушных —
вот-вот вспорхнут.
Твои слова прощальные бездушны:
в них только суд.
Две бабочки – два шарика воздушных —
я отпущу,
Нескучный сад стал для двоих вдруг скучным —
но я прощу.
Две бабочки – два шарика воздушных —
умчались вдаль…
Бесстрастен мир осколочно- остужный,
горчит миндаль…
Мологино
Деревенька моя,
