необыкновенных блюд и непредсказуемых вин. На бесконечное множество километров вокруг вселенский катаклизм близился к своей невозможной кульминации. Взглянув на часы, сияющий Макс вернулся на сцену.
— Ну что, леди и джентльмены, — лучась от счастья, спросил он, — все ли чувствуют себя хорошо в этот последний вечер?
— Да!!! — завопила часть аудитории — люди того сорта, которые всегда вопят «да!!!», когда со сцены спрашивают, хорошо ли им.
— Превосходно, — с восторгом сказал Макс, — просто великолепно! Сейчас, когда за окном с каждой минутой набирают силу фотоновые вихри, готовясь разорвать на части последние горячие красные солнца, вы все, я не сомневаюсь в этом, готовы вместе со мной насладиться сладостными мгновениями восхитительных и, можете мне поверить, господа, последних, минут счастья!
Сделав паузу, он обвел зал сверкающим взором.
— Поверьте мне, дамы и господа, — добавил он со значением, — о
Он снова сделал паузу. Он сегодня особенно четко вписывался в график. Он давал это представление раз за разом, вечер за вечером. Правда, понятие «вечер» было в данном случае условным. Здесь постоянно повторялся один и тот же момент, поскольку ресторан медленно-медленно переваливался через грань времен — и тут же возвращался обратно. И все равно, сегодняшний «вечер» особенно удался, и Макс как никогда тонко чувствовал публику, она вся была перед ним на ладони, на тощей бледной ладони. Он понизил голос так, что посетителям пришлось напрягать слух, чтобы расслышать его слова.
— Это, — прошептал он таинственно, — действительно самый настоящий последний миг, вечная ледяная пустота, в которой сгинет все многообразие вселенского творения. Это, дорогие мои, пресловутый «конец».
Голос его упал еще ниже. В наступившей тишине муха не решилась бы прочистить горло.
— После этого, — сказал Макс, — не будет ничего. Забвение. Бездна. Пустота. Абсолютная пустота.
Глаза его блестнули слезой — а может, он подмигнул?
— Ничего… кроме, разве что, десерта и знаменитых альдебаранских ликеров!
Оркестр сыграл туш. Зря, подумал Макс, артист моего дарования не нуждается в дешевых эффектах. Он сам как на музыкальном инструменте играл на чувствах публики. Сейчас публика с облегчением смеялась, а он продолжил.
— И еще, — выкрикнул он весело, — сегодня вы можете пить сколько хотите! Похмелья не будет — потому что утро больше не наступит!
Он профессионально лучился счастьем, глядя на довольных, смеющихся слушателей. Он посмотрел вверх, на небо, умирающее, как и всегда, но задержал взгляд не более чем на долю секунды. Он верил, что небо исполнит свою партию, доверял ему, как профессионал профессионалу.
— А теперь, — продолжал он, расхаживая по сцене, — даже рискуя испортить торжественный роковой и гибельный момент, я хотел бы поприветствовать некоторых гостей.
Он достал из кармана карточку.
— Здесь ли, — он вытянул руку, унимая приветственные вопли, — здесь ли делегация от бридж-клуба «Заселквашур Фламарион» из Кварновой Вихрездны? Здесь?
Из конца зала донеслись шумные выкрики, но он притворился, что не слышит. Он стал напряженно всматриваться в темноту.
— Они прибыли? — спросил он снова, чтобы вызвать очередной шквал восторга и приветствий.
И вызвал их, будьте уверены.
— Ага, вот они! Ну что ж, делайте последние ставки, друзья — чур, не жульничать в такой серьезный момент!
Судя по хохоту, шутка удалась.
— Кроме того… здесь ли… здесь ли группа младших богов из Азгард-холла?
Справа донеслись громовые раскаты. Над сценой дугой изогнулась молния. Группка волосатых мужичков в шлемах, крайне довольных собой, кивала во все стороны и поднимала кубки в сторону Макса.
Покойнички, подумал Макс.
— Осторожнее с молотом, сэр, — предупредил он.
Они еще раз показали фокус с молнией. Макс сдержанно улыбнулся, выражая признание их талантам.
— В-третьих, — сказал он, — партия молодых консерваторов с Сириуса В? Где вы?
Компания модно одетых щенят перестала бросаться булочками друг в друга и начала бросаться булочками на сцену. Они счастливо, но неразборчиво, лаяли и тявкали.
— Да-да, — кивнул Макс, — ну что ж, во всем есть немалая доля и вашей вины, вы это осознаете?
— И наконец, — продолжал Макс, успокаивая публику и делая серьезное лицо, — наконец, я рад представить вам секту глубоко верующих людей, кажется, они здесь… прихожане Церкви Второго Пришествия Великого Пророка Заргона.
Прихожан было примерно двадцать человек, они сидели у стенки на полу. Аскетически одетые, они нервно потягивали минеральную воду и не позволяли себе веселиться. Когда прожектор высветил их, они обиженно заморгали.
— Вот они, — сказал Макс, — как тихо сидят. Он сказал, что придет снова, и, надо заметить, заставляет себя долго ждать! Будем надеяться, что он, наконец, поторопится, потому что у него осталось всего восемь минут.
Члены секты последователей Заргона сидели как аршин проглотив, отказываясь насмехаться над святым, но по залу прокатилась волна совершенно непочтительного хохота.
Макс утихомирил публику.
— Нет, серьезно, ребята, серьезно, вас никто не хочет обидеть. Ни в коем случае нельзя смеяться над святыми чувствами, так что, пожалуйста, аплодисменты Великому Пророку Заргону…
Зал уважительно захлопал.
— … где бы он ни ошивался!
Макс послал воздушный поцелуй каменнолицей секте и вернулся в центр сцены.
Он схватил стул с высокой спинкой и уселся на него.
— Как, однако, замечательно, — болтал он, — что вас здесь сегодня так много! Нет, правда, это же чудесно! Я знаю, многие из вас приходят сюда далеко не в первый раз, и я хорошо это понимаю — так приятно прийти, посмотреть, чем все закончится, а потом вернуться домой в родную эпоху, растить детей, стремиться к более гуманному устройству общества, вести ужасные войны за идеалы, которые кажутся нам справедливыми… Что, как не это, вселяет надежду на светлое будущее всего человечества! Если, конечно, не принимать во внимание то, что мы с вами знаем — что у человечества… — Макс обвел рукой небесный апокалипсис, — …нет будущего…
Артур не совсем уяснил для себя некоторые моменты и решил обратиться за помощью к Форду.
— Послушай, — спросил он, — ведь если сейчас наступит конец света, и Вселенной больше не будет, то разве мы… не исчезнем вместе с ней?
Форд посмотрел на него взглядом, в котором явственно прочитывалось количество выпитых «Пан Галактов» — а он выпил уже три — отчего взгляд его был неустойчив.
— Не-а, — ответил он. — Знаешь, как только случается эта фигня, нас подхватывает этот самый… временной изгиб, который защищен силовым полем. Кажется.
— А-а, — удовлетворился объяснением Артур. Он снова обратился к супу, который ему удалось получить от официанта взамен стейка.
— Вот смотри, — Форд схватил со стола салфетку и принялся с ней сражаться, — я тебе покажу.
— Вот представь, — сказал он, — салфетка — это временная Вселенная, так? А ложка — это трансдукционный режим в изгибе материи…
Ему потребовалось немало усилий, чтобы все это выговорить, и Артуру было неловко прерывать
