рукой со вспышкой серебра, значит, держал ее на цепи. Он был в ярости. Я не могу его винить. Было холодно мокро и грязно, его собака, казалось, настаивала на выполнении своей потребностей в самой глубокой части небольшого пролеска.
Когда нога человека взлетела и ударила пса, моя симпатия исчезла, и я напряглась, сдерживая крик возмущения на моих губах. Потом я увидела, что это не собака перед ним. Это была девушка с длинными светлыми волосами, одетая в светлую рубашку и джинсы, ползающая на четвереньках, как будто она пыталась уйти от мужчины.
Он ударил ее снова, и она свернулась, неловко завалившись вперед, как будто она слишком сильно пострадала, чтобы встать и бежать. Ее лицо было обращено в мою сторону, и я увидела, что она не старше меня. Тушь для ресниц кругами енота размазалась вокруг глаз. Грязь прожилками облепила лицо. Грязь и кровь, я поняла, кровь еще капает из носа, окрашивая рубашку.
Я вскочила на ноги и, как человек подняла руку. Вновь серебряная вспышка и я поняла, что это не от поводка, а ножа. На секунду все, что я могла видеть, это нож. Мои воспоминания вернулись к девушке в переулке, режущей кончиком ножа мою щеку. Ужас, с которым я так боролась, стараясь скрыть, пронзил меня.
Мужчина схватил длинные волосы девушки. Он дернул ее голову вверх и, это потрясло меня и вырвало из ледяного ужаса. Мой рот открылся крикнуть, кричать что угодно, только бы привлечь его внимание, чтобы она могла убежать.
Нож рассек воздух, направляясь прямо к горлу девушки, и я вскрикнула. Нож легко скользнул, как будто не оставляя следа, и я была уверена, что он промазал. Но затем ей горло открылось, расширенные от изумления глаза, кровь хлестала на землю.
Я упала на спину, зажимая руками рот, чтобы заглушить другой крик. Он пнул умирающую девушку в сторону с рычанием отвращения. Она рухнула на землю, кровь по—прежнему била из раны, рот двигался, а глаза дико вращались.
Мужчина повернулся ко мне. Я побежала, спотыкаясь через подлесок. Я должна была добраться до Дерека, разбудить его, предупредить его. Он, казалось, так далеко, но я, наконец, сделал это. Когда я упала рядом с ним, то поймала проблеск из угла моего глаза, я обернулась и увидела человека... туда, где я впервые увидела его, в точно таком же положении, направляясь точно туда же.
Рот открыт, что-то говорил, но слов не слышно, вышел. Почему я не могу слышать его? В лесу было так тихо, мое дыхание звучало как шум поезда, но я даже не могла слышать шаги человека. Я поняла, что все это время я ни разу ничего не услышала.
Я ждала вспышки серебра, которую я видела раньше, и она произошла, в том же месте. Затем он ударил девушку... в том же месте.
Я полезла в карман пиджака, все еще обернутого вокруг Дерек, и вытащила выкидной ножичек, который взяла у девочки в переулке. Теперь я была уверена, что не нахожусь в опасности, но я не могла рисковать. Подкравшись к безмолвным фигурам, проходящим через лес. Мужчина пнул девушку во второй раз, но снова удар не произвел ни звука, она упала также бесшумно.
Призраки. Как человек на заводе.
Нет, не призраки. Привидения не могут издавать движущиеся шумы, но я слышала, как они говорят. Я могла бы взаимодействовать с ними. Это лишь изображение. Метафизическое проигрывание настолько ужасного события был запечатлен на этом месте, бесконечный цикл.
Мужчина схватил девушку за волосы. Я зажмурилась, но продолжала все видеть, отпечаток на моей памяти, воспроизведение до конца моих дней.
Я сглотнула и отступила. Вернулась на поляну, присела рядом с Дереком, опираясь на колени, спиной повернувшись к сцене, проигрываемой в лесу. Но не имело значения, что я не могла видеть ее. Я знала, что там, разворачивающейся за мной, и это не имеет значения, если я действительно не смотрела, как умирает девушка.
Девушка моего возраста была убита в этих лесах, и я видела ее в последний момент испуганной, смотрела, как она истекает кровью в этом лесу. Жизнь, как у меня закончилась здесь, и не имеет значения, сколько раз я видела смерть в кино, это было не то же самое, и я никогда не буду забывать.
Я сгрудились там, дрожа, окруженная темнотой. Я ненавидела ее с детства. Теперь знаю почему, я привыкла видеть призраков в темноте, когда была маленькой, верящая, что это фантазии. Теперь, зная, что «фантазии» были настоящими, не помогало вообще.
Каждый шепот ветра звучал как голос. Каждый шорох животного в лесу, был бедным существом, который воскрес из мертвых. Каждый скрип дерева – труп, царапающий по холодной земле. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела мертвую девушку. И видела мертвых летучих мышей. Потом видела девушку, похороненную в этом лесу, ее так и не нашли, проснувшуюся в неглубокой могиле, попавшую в ее сгнившее тело, без возможности кричать, бороться…
Я держала глаза открытыми.
Я думала о пробуждении Дерека. Он не будет жаловаться. Но после того, что он только что прошел, казалось, глупо говорить, что я терпеть не могу быть здесь с проигрываемой за меня сценой убийства. Я потолкала его несколько раз, надеясь, что он проснется.
Но он этого не сделал. Он был изнеможен, нуждался в покое, и даже если он не проснется, то, что мы могли сделать? Мы оказались в ловушке на этой автобусной остановке до утра.
Так что я сидела, и старалась не думать. Когда это не удавалось, я вспоминала таблицу умножения, которую напомнила мне о школе и заставила усомниться в том, что я когда—нибудь вернусь. Это напомнило мне о Лиз, о том, насколько она ненавидела математику, и я задавалась вопросом, как она там, где она и...
Я перешла на чтение любимых диалогов из кино, но, опять же, только напомнила моего друга из жизни, то моего отец и как сильно беспокоиться он должен. Я пыталась выяснить некоторые безопасные способы, чтобы получить его сообщение, становилась все более и более разочарованной, когда ничего не могла придумать.
В конце концов, я остановилась на том, что всегда утешало меня: петь «Daydream Believer». Это была любимая песня моей мамы, одна, которую она пела мне перед сном, когда мне снились кошмары. Я знала только один куплет и припев, но шептала их под нос, снова и снова и...
***
— Хлоя?
Пальцы тронули меня за плечо. Я открыла глаза и увидела Дерека присевшего возле меня, все еще в одних трусах, и его лицо с темными разводами.
— П—прости. Я задремала.
— С открытыми глазами? Сидя? Я пытался привести тебя в сознание некоторое время.
— Да?— Я посмотрела вокруг и увидела, что уже день. Я моргнула и зевнула.
— Долгая ночь.
— Ты сидела здесь всю ночь?— Он опустился на землю. — Из—за того, что случилось со мной? Я знаю, что не могло быть легко на это смотреть…
— Это не то, почему я...
Я пыталась уйти от ответственности, чтобы объяснить, но он продолжал толкаться, и дело дошло до признания правды или позволения ему думать, что его изменения довели меня до состояния шока. Я рассказала ему о девушке.
— Они были не настоящими,— в окончание рассказа произнесла. — Ну, это было, один раз. Но я просто видела какой-то призрачный повтор.
— И ты смотрела всю ночь?
— Нет, конечно,— я махнула рукой на место за моим плечом. – Это там. Я не смотрела.
— Почему ты не разбудила меня?
— Ты слишком устал. Я не хотела беспокоить.
— Ради меня? Это самое глупое,— он остановился. — Неправильные слова. Упрямое, не глупое... и кричать на тебя прямо сейчас не поможет, не так ли?
— Да.
