Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

гены их локализированы в Х -хромосоме. Оказалось таких болезней [326] 20 рецессивных и одна доминантная. A priori нет никаких оснований отрицать подобное же соотношение и для аутосом. Но если это так, то вышеупомянутая трудность учета генотипически обусловленных болезней человека должна особенно приниматься во внимание при суждении о числе подобных болезней вообще.

Резюмирую сказанное: генетика дает четкий ответ на вопрос об этиологии очень многих патологических форм; а в отношении ряда других она уже сейчас позволяет правильно диференцировать причину и повод заболевания, роль внутреннего предрасположения и внешнего проявителя. Упрощенным представлениям о всемогущей роли среды, в отношении которой организм является как бы некоторой аморфной массой, меняющейся в любом направлении, приходит конец. Просмотр под новым углом зрения всего накопленного до сих пор фактического материала – актуальная задача современной патологии.

Перехожу ко второму вопросу – к проблеме индивидуализации. Как уже выше указывалось, она находится в тесной связи с проблемой этиологии. Ибо совершенно ясно, что поскольку два разных этиологических момента могут давать внешне сходные патологические формы, постольку естественно ожидать, что это сходство не окажется тождеством и что при более детальном анализе различия между ними должны быть обнаружены. Попутно следует отметить, что в смысле обнаружения этих различий человек является гораздо более благодарным объектом, чем любой другой вид растений или животных, поскольку его организм гораздо более изучен и позволяет поэтому оперировать более тонкими (химическим и физиологическими) данными, неизвестными в отношении других объектов, изученные гены которых касаются главным образом относительно грубых морфологических признаков.

Что в этом вопросе более или менее признано современной патологией и не требует поэтому особых доказательств – это необходимость различать симптомокомплекс генотипический от внешне сходного с ним фенотипического: вряд ли, напр., требует особых доказательств разъяснение того обстоятельства, что генотипический, «генуинный», диабет по существу мало общего имеет с диабетом, развившимся на почве какого-либо анатомического поражения поджелудочной железы (сифилис, рак, цирроз и др.). Наличие клинических различий в таком случае легко может быть объяснено различием этиологии.

Гораздо менее выясненным является для патолога вопрос о различии двух генотипических случаев «одной и той же» болезни. А между тем генетика накопила достаточное количество фактов для категорического положительного ответа на этот вопрос, и даже те скудные материалы, которые к тому же без данной специальной цели накоплены по этому вопросу до настоящего времени патологией, блестяще это положение генетики подтверждают. Современная генетика настаивает на том положении, что сколь бы внешне (фенотипически) ни были сходны в отношении какого-либо признака два объекта, их биологическое тождество этим отнюдь не доказуется: последнее требует для своего подтверждения данных генетического анализа. Хорошим примером в этом отношении является признак киноварной окраски глаз у Drosophila melanogaster : три гена определяют подобный признак у названного вида – vermilion, локализованный в 1-й хромосоме, cinnabar – во второй и scarlet – в третьей. Фенотипически эти признаки почти неотличимы [327] , а между тем биологически (генетически) между ними ничего общего нет. А если вспомнить, какое обилие форм, даже фенотипически различных, объединяются медиками на основании одного или нескольких, быть может, случайных симптомов сходства в одну «нозологическую единицу», то плодотворность применения в таких случаях данных генетического анализа представляется поистине увлекательной; принцип индивидуализации, до сих пор базировавшийся на данных эмпирии или в лучшем случае на анализе различия внешних воздействий на жизнь разных индивидуумов, получает новое обширное поле для научного изучения.

Приведенный пример – сходные фены при локализации генов в разных хромосомах – отнюдь не является единственным методом исследования этого вопроса. Рядом с этим биологическое различие двух внешне (клинически) сходных форм может идти по следующим направлениям:

1. Локализация генов в разных точках одной и той же хромосомы.

2. Серия множественных аллеломорфов, возникающая как результат повторных мутаций одной и той же точки (при современных методах определения последней путем вычисления процента кроссинговера) хромосомы. До последнего времени этот метод мало чего сулил проблеме индивидуализации, поскольку в известных до сих пор сериях множественных аллеломорфов отдельные члены либо довольно явственно различались друг от друга, так что, выражаясь языком клиническим, врач и без генетического анализа (по одному, стало быть, фенотипу) диагносцировал бы эти аллеломорфы как разные болезни, либо же казались совершенно идентичными. Положение это явно изменилось после открытия Дубинина в лаборатории Серебровского явления так наз. «ступенчатого аллеломорфизма» [328] . В части нас интересующей здесь проблемы это открытие сводится к тому, что благодаря ему с точностью доказано (пока для одного лишь гена scute у Drosophila melanogaster ), что повторные мутации одной и той же точки хромосомы при детальном анализе оказываются различными и по фенотипу : до сих пор получено 13 трансгенаций гена scute (ген этот редуцирует щетинки у дрозофилы) и все они – при большом сходстве – оказались все же довольно ясно различимыми друг от друга. Открытие это не находится в противоречии с прежде известными фактами якобы идентичных повторных мутаций, поскольку последние получаются в отношении генов, фены которых не поддаются доступными нам методами более тонкому исследованию на предмет обнаружения в них различий.

3. Наличие генов-модификаторов (видимых или невидимых, локализованных в той же хромосоме, в которой находится ген основного заболевания, или в другой), видоизменяющих течение основного заболевания.

4. Влияние внешних условий – аналогично сказанному в 3-м пункте [329] .

Таковы возможности, которые подсказывает современная генетика по вопросу о диференцировании внешне сходных признаков (в данном случае – болезней), открывая этим новые горизонты для решения проблемы индивидуализации в патологии. Сказанное, однако, естественно заставляет ставить два новых вопроса: 1) Имеется ли в современной патологии хоть некоторое количество фактов, подтверждающих правильность постановки упомянутых выше проблем в отношении изучения больного человека, особенно принимая во внимание, что вышеперечисленные теории и факты получили свое обоснование на зоологическом и ботаническом материале? и 2) Если теоретически эти проблемы и могут считаться обоснованными, то настал ли момент для их практического осуществления или, иначе говоря, может ли антропогенетика с ее ограниченной методикой (отсутствие эксперимента!) браться за решение подобных вопросов?

На эти два законно поставленных вопроса можно, не смущаясь, ответить положительно, и дальнейшие страницы будут посвящены обоснованию этого ответа.

Но предварительно необходимо себе уяснить, что идеальным для решения упомянутых вопросов будет тот момент, когда нам хотя бы частично станет известным план строения человеческих хромосом (лучше всего подобный план разработан для Drosophila melanogaster, в меньшей степени – для кукурузы, гороха и некоторых других видов животных и растений). В последнем случае, определяя тот или иной характер наследования изучаемого признака, сопоставляя его с наследованием других признаков данной семьи, можно будет констатировать не только факт наследования, но и степень сцепления (или отталкивания) с другими признаками, на основании чего можно будет сказать, в какой хромосоме (и в каком пункте последней) ген данного признака локализован. Обычный ныне применяемый клинический диагноз (напр., сахарный диабет) станет явно недостаточным. Необходимо будет (и возможно будет) добавить, каким геном (изменением какой хромосомы и какой точки последней) заболевание это вызвано, какие другие гены (модификаторы) влияют на его проявление и насколько их фены подвержены воздействию внешних условий. И тогда нисколько не будет казаться удивительным, что данный случай диабета течет не так, как рядом находящийся другой, вызванный другим геном (или другим аллеломорфом того же), ибо априорно ясно, что фены двух различных генов при более детальном анализе должны различаться. Индивидуализация получит под собой твердую научную базу.

Но это музыка отдаленного будущего. Что мы можем по затронутым вопросам ответить сейчас? Весьма мало, но и это немногое вполне достаточно для утверждения, что путь, который генетика намечает для развития патологии, вполне правилен и сулит для последней выход из современного кризиса.

Будем держаться в дальнейшем тех же пунктов, которые мы выше наметили для решения проблемы индивидуализации. Что касается пункта первого (локализация генов в разных хромосомах), то для наполнения его конкретным содержанием в нашем распоряжении имеются пока следующие данные: 1) известно (на основании цитологических исследований), что у человека 24 пары