Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

прикрытием и с использованием якобы достижений генетики. Этот разгул реакции не может не душить и ту свежую, подлинно научную струю генетики, о которой я только что говорил. Большой интерес в этом смысле представляют слова крупного английского ученого, сказанные им недавно в письме ко мне, в связи с присылкой одной из его последних работ: «При писании этой работы я чувствовал, что она не придется по вкусу тем, кто по-фашистски интерпретирует генетику. В стране, где я живу, попытка внести ясность в эти проблемы – неблагодарная задача, не увеличивающая популярности автора в глазах его коллег по профессии. Естественно поэтому, что я чрезвычайно заинтересован в том, чтобы мои воззрения были обсуждены среди тех, кто склонен смотреть на эти вопросы с новой точки зрения».

Товарищи, поскольку сегодняшняя конференция является первой в истории советской биологии и медицины – она имеет одну специальную задачу. Задача эта состоит в том, чтобы на основе опыта работы, проделанной в нашем Союзе по линии применения генетики в медицине, работы, давшей очень многое (особенно в борьбе с меньшевиствующим идеализмом) в деле выяснения марксистских позиций в вопросах антропогенетики, попытаться наметить принципы исследования в этом направлении, пределы и области применения достижений генетики и т. д. Наши последующие конференции наряду с подобного рода вопросами, в гораздо большей степени будут заниматься достижениями по линии конкретных исследований, каковых на сегодняшний день у нас еще мало и с которыми сегодня вы будете знакомиться не на пленарных заседаниях, а в перерывах между ними.

Однако как ни малы наши конкретные достижения на сегодняшний день, они все же довольно значительны, если их рассматривать на фоне того, что имело место, напр. лет пять тому назад. Все чаще и чаще начинают появляться отдельные, пусть пока еще разрозненные и незрелые, медико-генетические исследования. И все яснее и яснее становится, что генетика советскому здравоохранению нужна, что, правильно примененная, она сулит в перспективе нечто большое, нужное и полезное. Доказывать поэтому теперь необходимость генетики вообще, пожалуй, уже не к чему. Гораздо важнее наметить те конкретные пути, по которым советская антропогенетика должна в ближайшем будущем развиваться.

Всем известны недостатки человека как объекта генетики (невозможность эксперимента, малая размножаемость, длительность периода полового созревания и др.). Гораздо менее, однако, обращается внимания на некоторые его преимущества в этом отношении; а кой-какие преимущества все же имеются. Сюда относится, во-первых, совершенно исключительная изученность человека в морфологическом и физиологическом отношениях, позволяющая, в частности, проводить тонкие различия там, где дело идет о фенотипически весьма сходных явлениях; сюда относится, далее, тот факт, что лишь человек обладает в развитом виде тем особым качеством, которое мы называем психикой и которое главным образом благодаря человеку является новым объектом генетического анализа; сюда относится, в-третьих, наличие у человека как одно-, так и двуяйцевых близнецов, представляющих собой исключительно благоприятный объект для изучения в особенности генетики количественных признаков и динамики их развития; сюда, наконец, относится почти полное отсутствие естественного отбора в современном человеческом обществе, вследствие чего громадное количество патологических генов, которые в диких условиях погибли бы, сохраняются в популяции человека, представляя таким образом богатый материал для генетических и генетико-географических исследований.

Указанные обстоятельства в известной мере успели уже сказаться в истории генетики, в каковую изучение вида Homo sapiens, несмотря на указанные недостатки последнего как генетического объекта, внесло некоторые небезынтересные страницы. Напомню, например, что проблема так называемых ассортативных браков (браки между сходными особями), имеющая большое значение как при генетическом анализе (ассортативные браки увеличивают изменчивость признака в популяции), так и при оценке быстроты распространения признака, resp. его элиминации в популяции, впервые была поставлена на человеке. Мало того, мне кажется, что Homo sapiens является почти единственным видом, на котором указанная проблема до сих пор вообще изучалась. И это несомненно вследствие его изученности, с одной стороны, и доступности для исследования, с другой.

Гораздо более существенным является то обстоятельство, что так называемое доминантное отношение, приводящее, в частности, к большей корреляции братьев – сестер в сравнении с родителями – потомками и являющееся следствием доминирования (пусть незначительного) тех многочисленных генов, которые участвуют в изменчивости количественных признаков, также было установлено впервые на человеке (истолкование Фишером данных по генетике роста и др.). Проблема эта и до сих пор представляет большой интерес в теоретической генетике; и до сих пор человек является одним из лучших объектов для ее изучения.

Напомню вам далее, что всем известный факт эксцесса смертности мужского пола у многих видов был впервые опять-таки более или менее изучен на человеке. И не только изучен, но и одно из наиболее распространенных объяснений этого явления (роль летальных, сцепленных с полом, генов) так же было высказано впервые в отношении к человеку.

Перечисленные мной проблемы могли бы, конечно, изучаться и на некоторых других объектах. Есть, однако, такие вопросы, которые возникают лишь при изучении генетики человека.

Сюда относится, например, проблема соотношения психологического и идеологического. Известно, что буржуазная генетика не знает этой проблемы – не знает вследствие своей буржуазной ограниченности. А не зная ее и подменяя поэтому идеологию психологией, она изучает (в генетическом разрезе) первую методами второй, что не может не привести к извращениям объективной действительности, к извращениям науки. Хорошим примером сказанному является изучение методами генетики (в частности, методом близнецовым) проблемы преступности у человека, проблемы по существу своему социальной. Выводы о роли генотипа в этиологии преступности являются безусловно ложными. Необходимость умения различать эти две качественно различные категории явлений встает лишь перед некоторыми науками, касающимися человека, и в частности перед антропогенетикой (при изучении последней проблем психологии и смежных с нею областей).

Другой в известной мере аналогичной проблемой является корреляция между генотипом и паратипическими воздействиями [374] . Изучая соотносительную роль наследственности и среды в изменчивости какого-либо признака, генетик, имеющий дело с дикими животными и растениями, не сталкивается с указанной проблемой, заключающейся в том, что не все генотипы одинаково подвержены (в порядке случайности) любым внешним воздействиям. Перед антропогенетиком же подобная проблема (особенно в отношении патологических признаков и признаков, касающихся успеваемости ребенка) поневоле встает потому, что родители иногда обращают специальное внимание и оказывают специальную помощь тем из своих детей, кто вследствие своих генотипических особенностей имеет какие-либо недостатки в указанных выше отношениях. В результате может получиться, что не все дети одной и той же семьи подвержены одинаковым воздействиям среды. А это вносит новый элемент в генетический анализ.

Все до сих пор изложенное касается генетических проблем, которые исключительно или главным образом изучаются на человеке. Однако некоторые из вышеуказанных преимуществ человека как генетического объекта делают возможным изучать на нем ряд проблем, которые главным образом изучены на других объектах (в первую очередь на дрозофиле) и которые можно изучать и на человеке.

Значение этого обстоятельства нельзя недооценивать, потому что чем больше объектов может быть вовлечено в изучение какой-нибудь проблемы, тем богаче и разностороннее становится содержание последней, тем больше может быть вскрыто при этом закономерностей. Сюда относится, напр., мутационный процесс, проблема Y -хромосомы (ее инертности или активности), возможность кроссинговера ее с Х -хромосомой, проблема нерасхождения (non-disjunction), вопросы сцепления генов и др. Все эти проблемы, изучавшиеся вообще на очень небольшом количестве объектов, становятся все более и более доступными изучению и на человеке, что в конце концов не может, если эти возможности реализовать, не обогатить содержания теоретической генетики. Если к сказанному прибавить, что очень многие из перечисленных выше проблем требуют для своего изучения солидного математического аппарата, каковой нуждается поэтому в самостоятельной разработке, то становится ясным, что, оставаясь в пределах одной лишь теории, можно, изучая генетику человека, создавать солидную и интересную проблематику.

Как ни заманчив, однако, этот путь, было бы тем не менее глубоко ошибочным, если бы советская антропогенетика избрала его основной линией для своего развития. Ибо, при всех перечисленных положительных особенностях человека как генетического объекта, антропогенетитка все же сталкивается в своей работе со столькими общеизвестными трудностями, что ее участие в развитии теоретической генетики поневоле останется второстепенным в сравнении с генетикой других объектов.

Мало того, этот путь, путь замыкания