Месмер садится за стол и пишет новую работу — «Трактат об открытии «животного магнетизма». Это своего рода призыв к ученому миру оказать поддержку и содействие его опытам. Ничего чудесного и сверхъестественного он не обещает. «Животный магнетизм», — уверяет он, — это вовсе не то, что врачи понимают под словом «таинственное средство». Это наука, имеющая свои обоснования, выводы и положения. Он признает, что доныне об этом учении ничего не было известно. Но именно потому было бы несправедливо, чтобы о нем судили лица, ничего не понимающие в том, о чем они будут судить.
Месмеру нужны не судьи, а ученики. «Все мои намерения, — пишет он, — сводятся лишь к тому, чтобы официально получить от какого-либо правительства дом, где бы я мог поместить больных для лечения и без труда, не подвергаясь больше ложным обвинениям, окончательно доказать действие «животного магнетизма».
Он готов взять на себя подготовку врачей и предоставить тому же правительству решить, в какой мере желает оно распространить его открытие — для всеобщего пользования или среди ограниченного числа людей. И дальше следуют слова, которые звучат как угроза всем, если мир отвергнет его открытие.
«Если предложения мои будут отвергнуты во Франции, я покину ее». Веря в свою правоту, свободный от укоров совести, он говорит о том, что соберет около себя частицу человечества, и тогда придет пора, когда он сможет лишь с собою самим советоваться, как поступать. «Если бы я действовал иначе, то к «животному магнетизму» отнеслись бы как к моде», — заключает он.
В этот момент, можно оказать, впервые фортуна повернулась к нему лицом. Его метод лечения, особенно нервных болезней, привлекает влиятельных сторонников. Это прежде всего лейб-медик графа д'Артуа доктор Шарль Делон. Он выпускает брошюру в поддержку Месмера. Это открывает путь ко двору. Здесь он успешно вылечивает от паралича одну из придворных дам королевы Марии-Антуанетты, и та рассказывает своей повелительнице о чудо-докторе.
О Месмере королева слышит и от своей ближайшей подруги мадам Ламбаль. В салоне королевы о волшебнике Месмере говорят принц Конде, герцог Бурбон, барон Монтескье. С особым восторгом о нем отзывается молодой маркиз Лафайет, который становится горячим приверженцем его учения.
К мнению маркиза королева особенно прислушивается — ведь имя этого двадцатичетырехлетнего героя гремело по всей Франции после того, как он стал по ту сторону океана, в Новом Свете, генералом повстанческой армии Вашингтона и сражался против англичан, тогдашних врагов Франции.
Месмер и Лафайет станут друзьями на долгие годы. А история маркиза, его личная жизнь, женитьба на Адриенне, к которой, надо думать, Месмер был неравнодушен, будет ему хорошо известна с самого начала, когда аббат благословил союз Жильбера и Адриенны и новоявленная маркиза де Лафайет шепнула своему супругу: «Я принадлежу вам полностью без остатка». Как бы Месмеру хотелось услышать эти слова, адресованные ему самому, но, увы, Адриенна, перенеся многие испытания и пережив немало горя, осталась верной и преданной женой до самого последнего своего часа, когда в декабре 1807 года маркиз проводил ее на кладбище Пикпус.
История любви двух друзей Месмера — героическая и трогательная — всегда, когда он думал о них, приводила его в восторг и умиление.
Все началось весной 1774 года, когда офицер королевских мушкетеров Мари-Жозеф Жильбер Мотье маркиз де Лафайет женился на одной из красивейших девушек Франции Адриенне де Ноэль, дочери Франсуа Ноэля графа д'Айен. Жениху было шестнадцать, а невесте четырнадцать лет и пять месяцев. Браки между детьми были тогда обычным явлением и редко становились удачными. Союз Жильбера и Адриенны был исключением из правила. Молодые обожали друг друга. Рождение сына еще больше их сблизило.
Но любящий муж редко был рядом с женой. Его отряд стоял в Меце. И к тому же с весны 1776 года маркиз загорелся желанием уехать в Америку, посвятив Вашингтону свою шпагу и судьбу. С этой целью он прибыл в Лондон и оттуда написал своему тестю, сообщая об отъезде в Америку:
«Мне предоставился прекрасный случай проявить себя и изучить военное дело. Я стал офицером армии Соединенных Штатов Америки. Искренностью и преданностью делу свободы заслужил я их доверие. Со своей стороны, сделаю все, что в моих силах, для них, и их интересы станут однажды для меня важнее моих личных». Вот так Адриенна узнала, что ей придется долго жить вдали от мужа…
В мае 1777 года небольшой корабль «Виктория», вооруженный двумя плохонькими пушками, медленно шел по Атлантике. Судно покинуло испанский порт Пассаж и направлялось в Джорджтаун в Южной Каролине. Владелец корабля, молодой человек, которому еще не исполнилось и двадцати лет, пребывал в меланхолии. «Море так печально, — писал он своей жене, — надеюсь, наша печаль взаимна…» В то же время он должен был быть бесконечно счастлив: ему удалось, не без трудностей, осуществить свою мечту: отправиться сражаться на стороне инсургентов — восставших американцев, помогать им отстаивать свою свободу и независимость.
Итак, в начале мая 1777 года, закрывшись в своей каюте на «Виктории», в то самое время, когда его жена готовилась произвести на свет девочку, он написал ей письмо, которое смог отправить только через семь недель пути: «Защитник свободы, которую я идеализирую, свободный в выборе более других, как друг, я хочу предложить свои услуги этой республике. Ей я преподнесу только мою искренность и добрую волю — никаких амбиций, никакого личного интереса. Трудясь во имя моей славы, я работаю для их счастья. Я надеюсь, что ради меня Вы станете доброй американкой. Счастье Америки неразрывно связано со счастьем всего человечества. Америка станет уважаемым и надежным оплотом свободы. Прощай, ночная темнота не позволяет мне продолжить письмо, ибо я запретил всякий огонь на судне еще на несколько дней. Вы видите, как я осторожен! Прощайте же! Моим пером движет сердце, и мне не нужен свет, чтобы сказать, как я люблю Вас и буду любить вечно».
Жильбер сдержит свое слово. Его «дорогая Адриенна» и любовь к свободе будут всегда в его мыслях — до самой смерти. Что до молодой женщины — фигуры, оставшейся в тени истории, потому что слава мужа затмила ее, — она станет героиней и жертвой супружеской преданности и любви, что так восхищало в ней Месмера.
П ока супруг пожинал лавры славы, молодая маркиза жила в Оверни, занимаясь воспитанием дочери. Когда же «дорогой Жильбер» после двух лет разлуки вернулся на родину, он смог посвятить своей «дорогой Адриенне» всего лишь несколько дней. И уже вскоре, получив помощь от французского двора, Жильбер вновь отправляется пожинать лавры на полях сражений за независимость Америки. И вновь он покрыл себя славой, выигрывая одно сражение за другим. Взял знаменитый Йорктаунский редут — блестящая военная операция, которая вынудила англичан капитулировать.
Возвращение маркиза в 1781 году в Париж было апофеозом его славы! Людовик XVI произвел его в маршалы. И это в двадцать шесть лет! Мадам Лафайет присутствовала при этом. После церемонии Мария- Антуанетта сопроводила Адриенну в своей карете до особняка Ноэлей — жест, отмеченный всем Парижем.
Жильбер ненадолго задержался около жены — только чтобы наградить ее второй дочерью. И в третий раз он поднял паруса, отправляясь в Новый Свет, где был встречен почти как бог. Американский парламент советовался с ним, его жена и дети получили почетное гражданство Соединенных Штатов Америки.
По возвращении он едва поцеловал прекрасную Адриенну. Позже она писала, что была столь сильно привязана к мужу, что едва не теряла сознание, когда он входил в ее комнату, — столь сильны были ее чувства.
Маркиз решил ни много ни мало объехать все европейские государства, чтобы посеять там идеи свободы.
— Я знавал одного молодого человека, который проповедовал то же, что и вы, — сказал маркизу «большой Фридрих», прусский король. — Знаете, что с ним стало?
— Нет, сир.
— Так вот, его повесили!
Дальнейшая судьба Жильбера и Адриенны станет известна Месмеру по рассказам знакомых, уцелевших во время революционного террора.
Когда во Франции началась революция, Лафайет стал депутатом Национального собрания,
