Они расплатились с официантом. Диана ждала от него следующего шага.
— Вы любите танцевать, Диана?
— Мне не нравятся дискотеки, — отвечала она, растерявшись.
— Ну, эта должна понравиться.
Он сказал, что в районе Морнингсайд-хайтс есть клуб еврейского землячества. Он бывает там почти каждое воскресенье. Диана могла бы познакомиться с его друзьями.
Когда они вошли в зал, там уже было тесно, душно и шумно. Диане показалось, что, кроме нее, здесь все остальные — евреи.
Зато Аврам, попав в знакомое окружение, заметно приободрился. Он знал едва ли не всех в этом зале и хотел ее со всеми перезнакомить.
— Диана, позвольте вам представить… — то и дело повторял он, протискиваясь с ней сквозь толпу. Атмосфера была насыщена сочными интонациями иврита. Вот этот — студент, а там — государственный агент, портной, психолог, торговец бриллиантами.
— Не стесняйтесь, вы среди друзей, — произнесла одна юная леди, и Диане показалось, что это прозвучало искренне.
Казалось, вся толпа болтает разом, подкрепляя слова жестами и стараясь перекричать общий шум. Руки, локти, плечи — у них все участвовало в разговоре, ее мать при виде этого могла бы лишиться чувств. В семье Саммерфильдов существовало твердое убеждение, что язык жестов — вещь не менее предосудительная, чем, скажем, поджог.
Но то в иное время, в ином месте. А сейчас и здесь Диана была счастлива. Горячий воздух зала был пропитан дымом и жизненной энергией.
— Ага! — воскликнул Аврам. — Сейчас будет кора!
По толпе прокатился одобрительный ропот. Кое-кто уже взялся за руки.
Диана нерешительно оглянулась, а потом, следуя примеру остальных, сняла жакет и кинула в образовавшуюся на полу кучу. Аврам подхватил ее с одной стороны, коротышка с бородкой «под Троцкого» с другой — и вдруг она оказалась частью живого круга, полного веселья и энергии.
Теперь она не смогла бы упасть, даже если бы захотела. Энтузиазм толпы захватил ее и понес на своей волне. Все вокруг запели. Она не знала ни слова, но разве это имело значение? Она все равно пела с ними и была счастлива. Пальцы Аврама сильнее сжали ее руку.
О, что за счастье быть раскрепощенной! Что за неповторимое божественное чувство единения с другими! Жгучие импульсы, свободно передающиеся от тела к телу! Даже в детстве она не ощущала подобного!
Диана почувствовала, как по груди, щекоча, сбегает струйка пота. Задыхаясь, она посмотрела на Аврама. Его лоб влажно блестел, ресницы слиплись. Ах, если бы эта музыка никогда не кончалась — они бы танцевали до изнеможения. До забвения. До райского блаженства.
Но вот раздался взрыв хохота и аплодисментов. Танец кончился.
Аврам достал огромных размеров носовой платок и отер сначала свой лоб, а потом ее. Она доверчиво подставила лицо, омытое бездумным, безрассудным счастьем.
— На метро — и домой? — предложил он вздрагивавшим от желания голосом.
— Такси! — выдохнула она. — Так быстрее. Я плачу.
Но все это случилось вчера. Сейчас, в серых рассветных сумерках, Диана могла бы счесть это простой фантазией — если бы не Аврам, спавший рядом, огромный, как сама жизнь. Диане захотелось, чтобы он немедленно проснулся.
Их соединение прошлой ночью можно было сравнить только с поэмой, посвященной тому, как двое людей познают друг друга. Проспав всего три часа, Диана чувствовала себя посвежевшей, полной признательности Авраму. Ей бы хотелось расстаться по-доброму.
— Аврам, — прошептала она, целуя его, — у тебя занятия в восемь тридцать. Вставай, я приготовлю тебе отличный завтрак.
Он потянулся, приподнялся на локте и поглядел на нее с откровенным восхищением.
— Шалом, — прошептал он.
— Шалом, — отвечала она, радуясь, что знает хотя бы одно слово на иврите.
— Ты такая красивая утром.
— Ох, да ладно, — смущенно пробормотала она, — Что тебе подать на завтрак? Может, яичницу с беконом, или… — она замялась, — бекон ты не ешь из религиозных убеждений?
— Только если он пережарен, — рассмеялся Аврам. — Я хочу кофе!
Она собралась было идти на кухню, но он притянул ее к себе и нежно погладил по лицу.
— Помнишь, — сказал он, — вчера ты спросила, зачем я приехал в Америку? Теперь я это знаю. — Он тихонько провел пальцами по ее губам. — Я приехал, чтобы встретить тебя.
Глава 9
— Известно ли тебе, в чем основное различие между мужчиной и женщиной?
— Пожалуй, что да, — отвечала она, с откровенным удовольствием окинув взглядом обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ней на кровати. — Пожалуй, мы с тобой только что это продемонстрировали, и довольно удачно.
— Только физиологически. А я имею в виду психологию. Основное различие между мужчиной и женщиной состоит в том, что женщина не в состоянии постичь, что такое спорт. Вот хотя бы ты, Флер. Держу пари, ты ни разу в жизни не играла ни в футбол…
— Ох, однажды я пошла на игру и еле унесла оттуда ноги!
— …ни в баскетбол, ни в хоккей. И не имеешь представления о возвышающем и развивающем воздействии спорта на человека.
— Я всегда слежу за командой «Янки».
— Ты говоришь как болельщик. А я говорю как участник, то есть тот, кем не сподобилась стать ни одна женщина. Ведь твое тело демонстрирует полное слияние с разумом только ради секса.
— Похоже, тебя это не очень удручает. — Она присела на краю постели и принялась массировать ему плечи мерными круговыми движениями. Он любил это — после занятий любовью. Вполне возможно, что потом они смогут слегка вздремнуть. Ей тоже не на что было жаловаться. Ее пальцы скользили по прямым плечам, по мощной шее, по широкой груди. Просто грандиозный самец.
— Да, — пробормотал он, закинув руки за голову и расслабившись под ее ласками, — тебе нечего и пытаться понять мужской склад ума, пока не приобретешь собственного спортивного опыта. Особенно в контактных видах спорта. Чтобы ощутить, как мышцы противостоят мышцам, тело борется с другим телом. Например, в боксе или в борьбе…
— Тьфу!..
— Это почему же «тьфу»? Бокс может быть прекрасен, если бой ведется по правилам! И борьба тоже. Да будет тебе известно, что греко-римская борьба может считаться одним из видов искусства! Недаром ее старались запечатлеть в скульптуре все классики.
— А по мне, так это просто потные парни в разрисованных рекламой майках, которых показывают по телевизору.
— Это не настоящая борьба, и этих недоумков никто не назовет спортсменами. Настоящая борьба — некое таинство, мистерия. Взять, к примеру, тебя, Флер. Пожалуй, твой вес относится к «весу пера». Правда, при этом ты в неплохой форме, и при случае смогла бы постоять за себя.
— Я бы предпочла, чтобы за меня постоял ты. — Ее руки скользнули вниз, и его тело тут же бурно ответило на прикосновение. Как, уже? Снова? Ну что за удивительный мужик! Ладно, если он не прочь, то она тем более. Хотя мог бы все же отвлечься от своих дурацких рассуждений, пока она его ласкает!
— Ладно, ладно, а теперь попробуй вообразить себе вот что, Флер. Ты в Древней Греции. Ты — юная девушка, которую захватили в плен и привезли в Афины с какого-нибудь отдаленного острова. У себя на
