родине ты была принцессой, а теперь тебя ждет участь рабыни. Ты горда, но и испугана тоже. Ты бы не хотела попасть в лапы какому-нибудь отвратительному старикашке, какому-нибудь извращенцу, который станет принуждать тебя на всякие непотребности. И вот ты стоишь, скованная, обнаженная, обреченная стать собственностью любого желающего. Работорговец уже выбился из сил, он не знает, как от тебя отделаться, ибо понятно, что ты скорее умрешь, чем покоришься. Но вот из толпы зевак выступает богатый аристократ. Он молод, прекрасен собой…
— Надо полагать, это ты сам?
— …и невообразимо мужествен. Увидев тебя, он испытывает настоящее потрясение. Впервые в жизни увидал он такие пышные груди, полные, тяжелые, с гордо стоящими твердыми сосками…
— Пышные?.. — помрачнела она. — Ты хочешь сказать, жирные?
— Пышные груди, — повторил он, подхватив одну из них ладонью. Соски тут же затвердели. — И живот, мягче самого дорогого персидского шелка. Да, в его глазах ты — прекрасное создание. Он возжелал тебя. Он обезумел от желания. И готов отдать что угодно, лишь бы обладать тобой, лишь бы ты склонилась к его ногам. Начались торги, но он победил всех конкурентов. Деньги для него — ничто. Продано! Твой новый властелин берет тебя за руку и уводит с рынка. Он хочет тебя. И ты тоже его хочешь. По крайней мере его хочет часть твоей души. Однако он понял, как ты горда и невинна. И поскольку он человек чести, он решает дать тебе шанс побороться за свою девственность. И вот в присутствии афинских горожан он вызывает тебя на поединок, на борьбу, призом в которой будет твоя невинность.
— Поединок между?.. — Ее сердце билось все сильнее, желание разгоралось все жарче и жарче.
— Между… — он рассмеялся, усевшись и обхватив ее за шею, — между мной и тобой, крошка! Черт, вот это будет потеха! Если выиграю я, ты становишься моей собственностью, и я волен поступать с тобой по своему усмотрению. Если выиграешь ты, то сама поступишь со мной, как вздумается тебе. И никаких поблажек. Иными словами, победитель получает все. Согласна?
— Но, милый… — остатки здравого смысла еще боролись с нараставшим желанием, — ты тяжелее меня фунтов на восемьдесят, а то и больше. Ты мигом уложишь меня на обе лопатки.
— Пожалуй, вот что, — задумчиво предложил он, — натрись маслом, и тогда получишь грандиозное преимущество. Ты станешь такой скользкой, что я еле смогу тебя ухватить. О'кей, — он звонко хлопнул ее по заднице, — валяй расстели в гостиной коврик для упражнений, а я врублю какую-нибудь музыку.
Мягкими, ласкающими движениями он покрыл ее с головы до ног тончайшим слоем вазелина. В неярком свете бра ее тело засверкало, словно влажный мрамор. Повинуясь накатывавшему волнами ритму болеро Равеля, Флер приняла классическую позу.
— Афродита! — выдохнул он, осторожно гладя — ее между бедер. — А вот здесь я мог бы и не мазать — ты и так вся скользкая! — Его прикосновения вызвали легкий оргазм и восхитительное предвкушение чего-то более сильного. — А теперь выслушай правила, — зашептал он. — Ни суеты, ни спешки, ни захватов ногами или других грубых приемов. Все должно происходить медленно, медленно, как можно медленнее, ибо целью является наслаждение, а не боль. Чтобы победить, надо обездвижить противника так, чтобы он оказался прижатым к ковру не менее чем в трех точках.
— Надолго? — поинтересовалась она. — Надо сосчитать до десяти?
— Надо дождаться, пока проигравший не признает победителя своим хозяином, — игриво улыбнулся он. Отойдя на другой угол ковра, он смотрел на нее, широко расставив ноги, не стесняясь продемонстрировать ей свое возбуждение. — Я покажу тебе несколько основных приемов, и мы начнем. Ты наверняка все мигом усвоишь. Готова?
У Флер перехватило дыхание от сильнейшего желания. И вот…
— Начинаем наши игры!
Кажется, прошла целая вечность, пока они бездумно цеплялись один за другого в какой-то невообразимой позиции: соски прижаты к коленям, губы припадают к пупкам, наполненный кровью член скользит по чувствительной коже затылка. Затем неуловимое, молниеносное движение — и вот уже позиция совсем иная, словно сменили картинку в калейдоскопе чувственных ощущений.
— Вот это называется «ноша пожарника». — Его могучая рука скользнула между бедер, миг — и девушка оказалась у него на плече, словно живой трофей. Однако ловкое, намазанное маслом тело одним стремительным рывком проскользнуло у него между рук, словно живая ртуть.
— Ну что ж, ладно. — Он рухнул на колени и обхватил ее за ягодицы, навалившись всем весом и заставляя опуститься, пока его губы не прижались к ее лобку. — Захват за обе ноги, — пропыхтел он. Она широко развела ноги и уперлась ими в пол, а потом закинула ему на плечи. Ее ступни образовали ярмо у него на шее, она сжимала их что было сил. И внезапно он отпустил ее.
Она поднялась, едва соображая от гудевшего в ушах мощного крещендо. Пожалуй, он мог бы уже и наиграться, она и так возбудилась сверх всякой меры. Но тут он вскричал:
— Скачка верхом! — и набросился сзади, пригнув к полу так, что ее соски прижались к грубой ткани коврика. Напрягая все силы, она встала на четвереньки, спиной ощущая каждый волосок у него на груди и животе. Его по-прежнему напряженное мужское орудие елозило по впадине у нее между ягодиц, словно жокей, несущийся полным галопом. «О Господи!» — выдохнула она, подчиняясь этому безумному ритму, пока ее ладони не стали мокры от пота, а колени не подогнулись сами собой.
А в следующую секунду для них перестали иметь значение и имена, и мысли, и слова — в мире осталось лишь два сплетенных тела: спина к спине — спина к груди — бедра у лица. Теперь уже оба они обливались потом и блестели от вазелина, чувствуя все больший азарт. И усталость. В какой-то неуловимый момент он расслабился и поскользнулся, и она немедленно воспользовалась этой ошибкой, прижав его к ковру. Две точки! Оба его плеча касались пола. Ах, еще хотя бы одну ногу! Она как можно сильнее навалилась на его грудь и попыталась надавить на ноги. Вот, вот сейчас. Еще чуть-чуть, и победа будет за ней!
И тут одним могучим рывком он опрокинул ее на пол. Мгновением позже прижал ее руки над головой. Целых четыре точки.
— Давай, — пропыхтел он, — говори.
Женщина лежала под ним, ослепшая от подступившего оргазма, желая лишь его, его одного, чтобы он вошел в нее, чтобы он пронзил ее сейчас же до самых печенок. Чтобы расколол ее надвое. Чтобы трахал до полной слепоты, глухоты, до безумия! Чем же еще могла кончиться эта игра?..
— Говори! — повторил он.
— Хозяин! — выкрикнула она.
— А ты кто?
— Рабыня. Я — твоя рабыня!
Он тихо самодовольно рассмеялся. А потом отпустил ее руки и не спеша раздвинул ноги.
— Вот так-то лучше! И что же хочет от меня моя рабыня? — Шелковистый кончик его копья дразняще касался самых чувствительных мест.
— Возьми меня, Алекс!.. Войди в меня… трахай меня! Пожалуйста, умоляю!
Испустив торжествующий вопль, Алекс Маршалл вонзил свое могучее копье на всю длину, и в тот же миг она познала, что значит взлететь к небесам от блаженства.
Четверть часа спустя он уже был выбрит и одет.
— Это действительно так необходимо? — спросила она.
— Нельзя опаздывать на последний поезд. Я же обещал Розмари вернуться не позднее полуночи. Ясно, малышка?
— Ясно, — буркнула она отвердевшими губами, проглотив обиду.
Он подошел к кровати и поцеловал все еще напряженный темный сосок.
— Не обижайся. Если бы я смог, то остался бы здесь навсегда. — И он поцеловал второй сосок. — Вот так.
— Когда я снова тебя увижу?
— Я позвоню завтра. — И он ушел.
Флер еще какое-то время неподвижно пролежала на скомканных влажных простынях: счастливая,
