быть физически близка с другим мужчиной, ему становилось дурно. Какой-то дантист! Черт его знает, какие полости он собирается заполнять! Алексу доводилось слышать ходившие по Вестпорту сплетни, что этот парень прямо жеребец какой-то.
Оставалось утешать себя тем, что это маловероятный сценарий. Розмари никогда не интересовалась сексом, и Алекс не переставал об этом сожалеть. И так повелось с самого начала их брака. Несмотря на все остальные женские достоинства (а их, надо признаться, было немало), в постели она вела себя вяло, равнодушно. Иногда Алекс даже сомневался, нравится ли ей это вообще. Если нет — это было бы еще одним аргументом в пользу того, что она не высматривает кого-то на стороне.
И к тому же Алекс верит своей жене. Безоговорочно. Она чрезвычайно преданная женщина.
И хоть ему будет очень не хватать развлечений с Флер, хорошо, что они расстались, ибо чем дальше продолжались их игры, тем более странный характер приобретали. Едва ли не извращенный. Словно Флер запускала в Алексе какой-то аппарат саморазрушения, вытаскивала на поверхность какие-то темные стороны натуры, о которых он бы так и не узнал, не повстречайся с ней. Одно дело — наслаждение, другое — извращение.
Если Алекс и мог чем-то заслуженно гордиться, так это обостренным чувством реальности. А реальность настойчиво требовала возвратиться назад, в стойло. Его жена достаточно настрадалась за последние два месяца, и сын тоже. И что хуже всего — заметно пострадала работа.
Алекс устал. Давали знать о себе ночи, проведенные в злачных уголках Манхэттена. Слишком часто он являлся в офис с похмелья, еле переставляя ноги. Клиенты мигом чуют такие вещи, не говоря уже о конкурентах и коллегах.
Алекс никогда не забывал, что, несмотря на десять лет, потраченных на то, чтобы занять в «Левиафане» престижный офис, он может вылететь отсюда в любой момент. Каждый год многочисленные вузы выпускали в мир бизнеса новую толпу молодых алчных людей, готовых перехватить твой заказ, увести самых лучших клиентов, кусать тебя за пятки, словно стая ненасытных пираний. Или акул, почуявших кровь. И кто их упрекнет? Он сам сделал бы то же, окажись на их месте. И делал раньше.
Крупная рыба, мелкая рыба. Так уж устроен мир, и, чтобы выжить, необходимо усвоить его правила. Алекс сделал это давным-давно. Если у Моисея было десять заповедей, то у Алекса пять: «Никогда не отступай. Никому не верь. Никогда не заносись. Никогда не унижайся». И, как сказано в рекламе дезодоранта, не позволяй заметить, что ты взопрел.
Мало кому удавалось выдерживать тот прессинг, в котором жил Алекс, и иногда казалось, что домашняя жизнь дана ему в награду за проявленную стойкость.
Ибо как бы ни приедалась семейная рутина, она и должна была быть такой. Укрытие. Убежище. Единственное место на свете, где нет необходимости оставаться настороже. Где можно свободно вздохнуть. Расстегнуть воротничок и ремень. Выплакаться наконец. И без всяких последствий, ибо даже помыслить невозможно, что Розмари придет в голову выдать его деловые тайны. Черта с два — она почти и не слышит, что он болтает.
Алекс решил, что пришла пора вернуться в Вестпорт и помириться со старушкой. Ее адвокаты вели себя в последнее время все агрессивнее, но Алекс отнес это к их профессиональным обязанностям. У Розмари, конечно, есть повод злиться, и еще какой, но ведь он знал свою жену — теперь, когда он порвал с Флер, Розмари сама кинется к нему в объятия.
Черт, а ведь и ему самому будет приятно. Эта странная жизнь на два дома утомила. Не говоря о том, что едва не разорила. Он промотал почти всю наличность.
Остаток дня Алекс провел, составляя план предстоящих переговоров. Ясно одно: каяться он не станет. Если Розмари увидит, что он вернулся поджав хвост, она непременно посадит его на цепь рядом с Шелби — и правильно сделает.
Алекс обдумывал свой план с профессиональной тщательностью бизнесмена, готовящего сделку века. Он решил, что явится с независимым видом и предложит мир, но не станет извиняться. Будет мягок, но решителен. Сговорчивым, но не размазней. Потому как, если он хочет выработать действенное соглашение, Розмари придется кое в чем уступить. В конце концов брак и есть не что иное, как взаимный обмен.
Они усядутся рядом как два воспитанных человека, которыми, по сути, и являются, обсудят все по порядку и решат, какие шаги стоит предпринять, чтобы разрешить их проблемы. Отдавая должное и себе, и ей, Алекс не сомневался, что их союз просуществует еще не один десяток лет, несмотря на все передряги, а может быть, станет даже крепче.
Перед самым концом дня Алекс потянулся к телефону.
— Рози! — заявил он. — Я еду домой.
— Женщины! — Он запихал последний чемодан на заднее сиденье такси, уселся сам и подавил зевоту. — И с ними плохо, и без них плохо. Женаты?
— Нет, сэр, — отвечал шофер.
— Разумно, — кивнул Алекс.
— Диспетчер сказал, что вас надо везти к вокзалу «Гранд Централ».
Алекс огляделся. Чистый, ухоженный салон. В нынешнем настроении ему меньше всего хотелось сейчас трястись в поезде с его опротивевшими рожами и разговорами. «Эй, Алекс, где тебя черти носили?» «Возвращаешься в гнездышко, утеночек?»
— Сколько вы запросите, чтобы отвезти меня в Вест-порт? Дорога туда и обратно займет не больше трех часов.
Они принялись торговаться, но под конец Алекс сдался. Черт с ними, с деньгами! В конце-то концов не так уж часто он ездит мириться с женой. Как-нибудь переживет такие расходы.
— Ну ладно, согласен, — сказал Алекс.
— Плюс обратный путь и чаевые.
Алекс покосился на рабочую карточку. Аврам Гиттельсон. Еврей. Судя по акценту, из Израиля.
— Вы, ребята, последние соки готовы выжать, — заметил Алекс. — Но это правильно. Уважаю, потому что сам бизнесмен.
Он дал указания. Машина проехала по окружной дороге и повернула на север, к дому. С некоторой ностальгией Алекс бросил прощальный взгляд на лабиринты Ист-Сайда. Прощай, Флер, моя крошка. И здравствуй, Розмари, моя жена.
Алекс с удовольствием заметил, как умело парень ведет машину, лавируя на перекрестках с грацией опытного слаломиста, несущегося по склону. Не то что маньяки, которые сплошь и рядом сидят за баранкой в наши дни, а сами и по-английски ни черта не понимают. Этот малый оказался вежлив и охотно вступал в беседу. А какая у него огромная, лохматая башка! Счастливый ублюдок! Последняя издевка Флер достигла- таки своей цели. Он действительно лысеет! Ну, зато она седеет — на-ка выкуси!
Он расслабился, его потянуло на разговоры, может быть, даже на философию. Таксисты — как черные дыры. Ты можешь доверить им всю историю жизни, со всеми постыдными мелочами, и не беспокоиться. Они не воспользуются ей, если даже захотят. Они тебя просто не отыщут. Гарантированная анонимность. Заплатив за такси, ты покупаешь слушателя. И болтаешь с ним даже охотнее, чем с любовницей в постели.
— Вы и не поверите, что мне довелось только что пережить, — он сверился с карточкой и закончил, — Аврам.
— Ну что вы, сэр, я поверю. Я поверю чему угодно.
— Женщина швырнула в меня бананом. Фарфоровым бананом. Чуть полголовы не снесла.
— М-м-м-м… х-м-м-м. — Водителя это явно не удивило. Наверняка слышал что-нибудь и похлеще.
— Наверное, вам кого только не приходится возить, — заметил Алекс. — Пьяных, обкуренных… ненормальных.
— Всего понемножку.
Как всегда, Алекса заинтересовали подробности интимной жизни Нью-Йорка — особенно теперь, когда он его покидает.
— Вы наверняка могли бы написать книгу!
— И не одну! — отвечал Аврам. — И все до одной имели бы успех!
— Неужели? Ну а к примеру?
