дышать.
И тут все переменилось. Я переменилась. Себастьян переменился. Наши жизни переменились раз и навсегда. Пошлое исчезло. Осталось только настоящее. Настоящее и будущее. Наше совместное будущее. Нам суждено быть вместе, мне и ему. По крайней мере, я так считала. Да, так было всегда. Мы давно шли к этому. Почему?то я знала. Себастьян наклонился и поцеловал меня. Когда его язык легко коснулся моих губ, я раскрыла их совершенно естественно. наши языки встретились. Ноги у меня ослабели, я прижалась к нему крепче, чтобы не упасть, а он все еще целовал меня. Неожиданно он остановился, почти грубо отстранил меня и посмотрел мне в лицо.
Наши взгляды встретились. Я знала, что он хочет меня так же, как я хочу его. Он без слов уже сказал мне об этом. И все же я чувствовала, что он колеблется.
Я взяла его за руку и повела наверх. Войдя в спальню, он высвободил свою руку и, отойдя от меня, остановился посередине комнаты. Я скорее чувствовала, чем видела его неуверенность. Наконец он сказал сдавленным голосом:
— Я приехал за тобой, отвезти тебя обратно, на праздник… — голос его прервался.
— Нет. Я не хочу возвращаться. Я хочу быть здесь, быть с тобой. Я никогда ничего другого не хотела, Себастьян.
— Вивьен…
Одновременно мы двинулись навстречу друг другу.
Мы обнялись, прижались друг к другу: наконец, отпустив меня, он сбросил пиджак, швырнул его на стул, развязал галстук, пока шел до двери. Он запирал ее одной рукой, другой расстегивал пуговки своей рубашки, а глаза его неотрывно следили за мной до тех пор, пока он не вернулся ко мне.
Я раскрыла ему объятия и он приник ко мне. Расстегнул молнию на моем вечернем платье, и вдруг оно превратилось в груду белого кружева на полу у моих ног. Не говоря ни слова, он повлек меня к кровати, бросил на нее, лег рядом, снова обнял. Его губы нашли мои. Он ласкал все мое тело, его руки двигались по мне так искусно, что привели меня в исступление — я все извивалась в восторге. Когда, спустя мгновенье, он вошел в меня, я вздрогнула, и он остановился, глядя на меня. Я уверила его, что все в порядке, пусть продолжает, и обвила его руками. Мои руки твердо и сильно сомкнулись у него на спине: я поймала его ритм, двигалась вместе с ним, зажигаясь от его страсти и от своего собственного неуемного желания. И так мы взмывали ввысь и вместе достигли вершины страсти. Я вскрикнула, он тоже.
Мы молча лежали рядом. Он дышал с трудом и весь взмок. Я пошла в ванную, взяла полотенце и, вернувшись, обтерла его досуха. Он слабо улыбнулся, привлек меня к себе, охватил мое тело своими длинными ногами и лежал так, отдыхая и ни слова не говоря. Но в нашем молчании не было никакой неловкости, оно было легким и красноречивым.
Я запустила пальцы в его густые черные волосы: мои руки побежали по его плечам и спине. Я целовала его так, как мне хотелось его целовать. Потом мы опять любили друг друга безо всякой сдержанности.
И вот мы, наконец, лежим спокойно, удовлетворенные и немного уставшие. Себастьян посмотрел на меня, приподнявшись на локте. Отбросив прядь волос, он тихо сказал:
— Если бы я знал, что ты девушка, я не стал бы…
Я приложила палец к его губам:
— Не говори так.
Он покачал головой.
— Я и подумать не мог, Виви, чтобы в такой день, в таком возрасте… — слова иссякли, он покачал головой, несколько беспомощно, как мне показалось.
Я сказала:
— Я берегла себя.
Темные брови поднялись над пронзительно синими глазами.
— Для тебя, — объяснила я, самодовольно улыбаясь. — Я берегла себя для тебя, Себастьян. Сколько себя помню, я всегда хотела, чтобы ты ласкал меня.
— Виви! Я никогда не предполагал!
Я прикоснулась к его лицу:
— Я люблю тебя. Себастьян Лок. Я всегда тебя любила. И всегда буду любить… до конца дней своих.
Он нежно поцеловал меня в губы, потом обнял меня, привлек к себе.
Телефонный звонок оглушил меня.
Я очнулась от своей полудремоты и тут же все вспомнила. Я подняла трубку:
— Алло?
— Это я, — сказал Джек, — я еду к тебе. С газетами.
— О Боже, не говори об этом, — простонала я. — Проклятые заголовки. И некрологи.
— В самую точку, детка.
— Газетчики будут тебя осаждать, — пробурчала я. — Наверное, и вправду, тебе лучше быть здесь. Может быть, ты прихватишь с собой и Люциану, Джек?
— А ее нет, Вив. Она улизнула, спряталась, махнула в Манхэттен.
— Ясно, — сказала я, — ничего удивительного. — Спустив ноги с кровати, я добавила: — Я пойду сварю кофе. Увидимся через полчаса.
— Как бы не так. Через двадцать минут, — ответил он резко и повесил трубку.
4
Совершенно ясно, что Джек пребывает в своем обычном настроении. Я увидела это по его лицу прежде, чем он успел дойти до середины кухни.
— Доброе утро, — сказала я, поставив кофейник на стол. Когда в ответ раздалось невнятное урчание, я резко добавила: — Значит, сегодня мы люди супротивные, да?
Он немедленно отреагировал на это слово и глянул на меня.
— Супротивные? Это что?
— Ты не в первый раз слышишь это слово, так что не притворяйся. Это словечко моей Ба. Она часто называла тебя супротивником, когда ты был еще сопливым мальчишкой в коротких штанишках.
Не обращая внимания на мою резкость, он сказал спокойно:
— Я не понимаю, — и, плюхнувшись на ближайший стул, добавил: — Я не знаю, что это значит.
— Тогда я тебе объясню, — ответила я, облокотившись о стол и глядя ему в лицо. — Это значит: брюзгливый, раздражительный, надутый: это слово йоркширское, мой прадед оттуда. — И помолчав, добавила уже помягче: — Ты ведь не забыл замечательные рассказы Ба о ее отце? Помнишь, как мы хохотали, слушая их?
— Джордж Спенси. Вот как его звали, — сказал Джек, сострив гримасу. — Но сейчас мою жизнь может спасти только глоток горячего кофе. И немедленно, лапочка. — Он схватил кофейник, налил нам кофе и тут же отхлебнул из своей чашки.
— Джек, не нужно начинать день с этого — не зови меня лапочкой. Пожалуйста. У тебя что, похмелье? Ты выпивал?
— Классно. Приложился, что надо. Вчера вечером. Как только вернулся на ферму.
Он время от времени напивался, это было не ново. Меня это тревожило, но я уже не пыталась ни исправить его, ни делать ему выговоров, потому что это совершенно бесполезная трата времени. И на этот раз я воздержалась от замечаний. Я просто села напротив него, чтобы просмотреть газеты.
— Тут что, Джек, все очень плохо?
— Не так плохо, как мы ждали. Полно похвал. Почти никакого перемывания грязного белья. Тебя упоминают. Как одну из его пяти жен. Это на первой странице. Некрологи внутри.
Я придвинула к себе пачку газет. Джек привез «Нью?Йорк Пост», «Нью?Йорк Таймз» и «Дейли Ньюз»,
