ломило и жгло от боли. Она согнулась и собрала силы, чтобы побыстрее миновать остаток пути.
И тут удача вновь изменила ей. Под ноги попала куча какого-то хлама. Тайла споткнулась, пошатнулась и, пытаясь сохранить равновесие, инстинктивно вскинула руки и вздохнула. Этот глоток дыма стал последней каплей — ее согнуло в приступе неудержимого кашля. Скорчившись в попытке взять над собой контроль, она с ужасом услышала выкрики всполошившихся дангар. Они находились не более чем в пятнадцати метрах!
Упав на землю, она безуспешно постаралась рассмотреть хоть что-то сквозь завесу дыма и застилавшие глаза слезы. Через секунду она выстрелила, ориентируясь только на приближающийся топот. Сдавленный крик и звук падающего тела подсказали, что выстрел достиг цели. Остался только один выстрел на пятерых дангар. Тайла поползла в сторону раненого, рассчитывая взять его оружие, но тут прямо перед ней из клубов дыма нарисовались ноги еще одного солдата. Она успела сделать последний выстрел наугад. Затем почувствовала сильный удар, и свет померк окончательно.
Вместе с возвращающимся сознанием нахлынула боль. Вернее, сначала была боль в раскалывающейся на части голове, и лишь потом появились первые проблески сознания. Тайла не спешила открывать глаза, прислушиваясь, но вокруг царила полная тишина. Тогда она слегка приоткрыла их и посмотрела сквозь ресницы. Вокруг царила не только тишина, но и тьма, лишь откуда-то сверху пробивался тонкий луч света.
Она и не подозревала, что в этом гарнизоне имелись подвальные камеры, но именно в такой она и оказалась. Узкое окно где-то высоко над головой было единственным источником скудного света и воздуха. Для довершения картины полного отчаяния не хватало только сырости и плесени по стенам, но влага на Цитроне была особой роскошью.
Кроме самой Тайлы в камере не было больше никого и ничего. На каменном полу не валялось даже намека на какую-либо подстилку. Она медленно и осторожно села, прислушиваясь к ощущениям. Тело сильно ломило, но переломов или других серьезных травм вроде бы не было. Сильнее всего болела голова. Она нащупала большую шишку и ссадину. Наверное, это был первый удар, который и лишил ее сознания. Последующих пинков, которыми одарили ее дангары, и от которых болело сейчас все тело, она уже не почувствовала.
Судя по солнечному свету, она пробыла без сознания достаточно долго. Можно себе представить в какой ярости пребывает комендант. 'Жаль, не свернула шею этому уроду!' Так что долго мучиться неизвестностью в ожидании расплаты за свои последние действия не придется. Даже не имей дангары против нее больше ничего, кроме этого, вряд ли она имела бы шансы покинуть эту планету живой. Словно в ответ на ее невеселые мысли, послышался лязг замка, и в полумраке появился силуэт дангара.
Без лишних слов, он подошел и сильно ткнул ее носком сапога под ребра, проверяя, не пришла ли она в себя (скорее всего уже не в первый раз). Резкая боль в боку заставила ее вскрикнуть.
— Вставай! — он пнул ее еще раз, с еще большей злобой.
Не видя смысла упираться, Тайла вскочила на ноги так резво, как только могла. Впрочем, это не спасло ее от очередного тычка по направлению к стене.
— Командир приказал посадить тебя на цепь и трахать, пока не сдохнешь!
Он схватил ее за волосы и прижал лицом к стене. Одновременно он с силой дернул за подол платья. С треском порванное платье полетело на пол. Тайла упала на колени вслед за ним. Похоже, этот урод собирался выполнять приказ немедленно. Она судорожно отползала подальше, надеясь выиграть секунды, и придумать, как бы развернуть ситуацию в свою пользу. Секунда прошла, а в гудящую голову так ничего стоящего и не пришло. Бесполезно пытаться договориться с этим распаленным гадом. Ей нечего предложить ему, кроме того, что он и так сейчас получит. Так же бесполезно пытаться сопротивляться: у нее и так от любого движения ломило все тело, а его это только развеселит еще больше.
Когда сверху на нее навалилась пыхтящая туша, она обмякла. Грубые жесткие пальцы шарили по всему телу, местами царапая ее нежную кожу. Сопя, кряхтя и роняя слюни, он сильно хватал ее то тут то там, наверняка добавляя новые синяки. В другой ситуации она даже могла бы попробовать получить удовольствие, но ее чувство гадливости по отношению к дангарам было слишком велико, а исходившая от него мерзкая смесь запаха перегара и пота только усиливала его.
Тайла очень надеялась, что это не продлится долго и скоро он оставит ее в покое. Это даст время восстановить силы и хорошенько подумать. С одной стороны — положение казалось безнадежным, с другой — немедленная казнь откладывалась и это уже хорошо. В таком режиме она могла просуществовать достаточно долго и, рано или поздно, придумать, как выбраться отсюда (теперь ей хотелось не просто сбежать, но и уничтожить это проклятое место, отправив всех его обитателей в ад). Она сильно просчиталась — комендант оказался туп и изобретателен одновременно. Он приказал посадить ее на цепь не в камере, а прямо у солдат.
Закончив, дангар заломил ей руки, застегнул наручники и поволок в казарму. Солнечный свет больно резанул ей глаза, но она почти не обратила на это внимания. Останки ее одежды остались валяться в камере, и через весь гарнизон ей пришлось идти совершено голой. Со всех сторон на нее таращились ухмылявшиеся дангары. Каждый знал о случившемся ночью и слышал о распоряжении коменданта. Теперь каждая скотина смотрела на нее как на свою собственность (по сути, так оно было). За те минуты, что они шли до казармы на Тайлу нахлынул ужас и полная безысходность, каких она не испытывал никогда в жизни. Несколько сотен похотливых животных и ни минуты уединения и покоя — это слишком даже для нее.
Безучастно наблюдала она, как солдаты закрепляют на шее и монтируют в стену металлическую цепь (откуда только они выволокли подобную архаичность). Вокруг уже собралась порядочная толпа, жаждущая получить удовольствие. Они громко спорили об очередности и отпускали глумливые замечания на ее счет, но Тайла уже не обращала на них никакого внимания. Она смотрела перед собой широко раскрытыми глазами и могла только сожалеть о необыкновенной выносливости, которой наградили ее генетики. Для обычной женщины все закончилось бы достаточно скоро. А она проживет достаточно, чтобы в полной мере возненавидеть саму жизнь.
Еще не закрепляли последний штырь в стене, а к ней уже потянулась первая жадная лапа. Тайла почувствовала шершавые пальцы, схватившие ее и потянувшие к себе, обломанные ногти впились ей в бедра. Она закрыла глаза и попробовала уйти глубоко в себя. Конечно, тяжело медитировать в подобных обстоятельствах, но можно попытаться хоть как-то отключится от происходящего. Послышался глухой удар и звук отлетевшего тела — один дангар не желал пропускать другого вперед себя, но Тайлу это мало заинтересовало. Один или другой — какая ей разница. Будь их поменьше, подобная свара, возможно, и могла ей помочь, но сейчас это мало что меняло. Она даже не открыла глаза, полностью сосредоточившись на том, чтобы игнорировать внешнее воздействие.
Из глубин подсознания она вынырнула под воздействием ведра воды. Это так сильно отличалось от происходившего с ней до этого, что она не смогла проигнорировать новое ощущение. Открыв глаза, она обнаружила себя вновь в кабинете коменданта. Он сам нависал над ней, а рядом стоял солдат, держа в руках это самое ведро.
— Очнулась, — удовлетворенно заметил он и вернулся к своему столу.
— Я счастлива, что ты опять вспомнил обо мне. Жаль, что ты не держишь в полной готовности свое оружие. Сейчас все могло бы быть по-другому, — насмешливо произнесла Тайла, хотя пересохшие губы с трудом слушались ее, намекая не то на отобранный у него полуразряженный пистолет, не то на отбитый член (можно было не сомневаться — он не скоро сможет им воспользоваться, возможно, что и никогда).
Она чувствовала себя настолько плохо, что ей ничего не стоило вновь провалиться в небытие, поэтому она решила немного поиздеваться над ним, раз уж терять все равно нечего. Комендант побагровел, но почему-то не ударил ее.
— Тебе повезло, сучка. Ты получила амнистию, — сдавленным от ярости голосом прошипел он.
Это известие так обескуражило Тайлу, что она перестала чувствовать ноющую боль во всем теле.
— Принимая во внимание твои заслуги перед директоратом, командование решило считать случившееся с главнокомандующим Одигаром, несчастным случаем, — взяв себя в руки, продолжил он уже более официальным тоном.
