Ашотом мы рассчитались, и он был доволен. Теперь стоял и о чем-то беседовал с «нашими» дагестанцами. Те по-прежнему были возбуждены и метали в нашу сторону молнии. Заметив это, я шепнул Харевичу, чтобы он помог мне увести Жору — иначе, мол, драка вспыхнет с новой силой. Харевич понял меня, и мы, взяв подполковника под руки, повели его к «уазику». Потом мы еще какое-то время уговаривали его сесть в машину, но он был настроен по-боевому и его тянуло на подвиги. С большим трудом нам удалось успокоить его. Жора сел в машину, сник и задремал.
— Куда вы сейчас? — спросил меня Харевич.
Я пожал плечами. Мне было все равно, куда идти, лишь бы только рядом со мной была Илона. Я был очень рад нашей встрече и не сводил с нее глаз.
— Товарищ майор, а, товарищ майор? Вы нас слышите? — не без иронии в голосе обратилась ко мне Леля. Заметив, что я не реагирую на ее слова, она сказала: — А между прочим, Илона не любит хулиганов.
Я не понял ее.
— Да, не любит, — повторила она. — А вы и есть хулиган. Пьете, мало того — деретесь на улице… Воспитанные люди так себя не ведут. Нет, я категорически против того, чтобы вы общались с моей подругой.
Это, конечно же, была только шутка, но Илона отреагировала на нее по-своему, бросив на подругу уничтожающий взгляд. Харевич тоже был не в восторге от Лелиного замечания.
— Прекрати, Самойлова, — одернул он ее. — Что пристала к человеку?
Чтобы как-то разрядить обстановку, он стал расспрашивать меня о том, как обстоят дела в полку, часто ли донимают нас «чехи». Потом поинтересовался, с какой целью мы приехали в Махачкалу. Узнав, что лично я приехал за медикаментами, он стал объяснять мне, где находятся дивизионные склады и как туда лучше добраться. Потом он сказал, что завтра поедет вместе со мной и поможет мне отобрать все, что мне необходимо. Я поблагодарил его и хотел откланяться, но Харевич вдруг предложил мне пойти с ними в ресторан. Я сослался на то, что у меня мало денег. Ерунда, сказал Марк Львович. Деньги, мол, найдутся — в медсанбате на днях была получка. А так как денежное довольствие им выдали за три предыдущих месяца, то, считай, они сегодня настоящие богачи. А коль так, гуляй, как говорится, рванина — мать пенсию получила.
Я чудом сдерживал эмоции. Еще бы! Мне предстояло целый вечер быть рядом с Илоной. Я с благодарностью посмотрел на Харевича. Спасибо, брат, подумал, век этого не забуду. Харевич будто бы прочел мои мысли и улыбнулся. Ладно, дескать, в следующий раз ты меня угостишь.
Ресторан назывался «Каспием». Здесь был уютный зал и мало посетителей. В основном одни мужики. Обслуживали также мужчины.
— Чисто мужской город, хотя название у него женское, — заметил Харевич. — Всюду одни усатые физиономии.
Я согласно кивнул.
— Это же южный город, — сказал я. — А на юге женское население старается не высовываться. Такие уж традиции. Здесь везде главенствует сильный пол.
— Как вы думаете, хорошо это или плохо? — спросила Леля.
— Я думаю, что в этом есть свои плюсы и свои минусы, — сказал я. — К плюсам можно отнести то, что женщина здесь находится под покровительством мужчин, ей не надо самой думать, как выжить.
— Ну а минусы? — спросила Леля.
— Минусы эти общеизвестны, — произнес я. — На Востоке у женщины есть единственное право — любить и слушаться мужчину. Больше у нее прав зачастую нет. Это у нас полная эмансипация.
— Так что же лучше? — глядя на меня, спросила Леля. — Жить спокойно, но не слишком свободно или же свободно, но без всяких гарантий на беззаботную жизнь?
— Я думаю, нужно искать середину, — сказала Илона.
— Согласен с Илоной, — произнес Харевич. Мне показалось, он вообще симпатизирует ей, и я немного заревновал, а потому решил сказать прямо противоположное.
— А я нет, — заявляю, хотя был абсолютно согласен с сержантом Петровой.
— И что же вы нам скажете? — спросила Илона.
— Да что тут говорить… — Я в самом деле не знал, что ей ответить. — Наверное, нужно всегда жить по местным законам. Если ты живешь на Кавказе — будь добр подчиняться здешним обычаям. Могу себе представить, что бы здесь сказали о мужике, который бы провозгласил матриархат в своей семье.
Харевич улыбнулся.
— Люди бы такого на смех подняли, — сказал он.
— Без сомнения, — согласился я. — А вот у нас в России все возможно — и матриархат, и эмансипация, и свободная любовь. Тем мы и отличаемся от Кавказа.
— Мы живем по европейским законам, — сказала Леля. — Хочешь — ходи в мини-юбочке, хочешь — в парандже. Мне лично такие законы больше по душе. Хотя я понимаю, что на Кавказе, наверное, я бы не испытывала материальных проблем. За меня бы их решал мой мужчина. Жаль, что у нас нет таких традиций.
— А мне нет, — заявила Илона. — Женщина должна уметь сама зарабатывать себе на жизнь. Зачем надеяться на кого-то? Самое страшное — попадать под чью-то зависимость. А это ведь рабство.
Леля вдруг звонко засмеялась.
— Хочу быть чьей-то рабыней! Притом немедленно, — сказала она. — И чтобы мой господин выполнял все мои прихоти.
Подошел официант и положил рядом с вазой с фруктами меню в большом красивом окладе. Это был молодой стройный кавказец с тонкой ниточкой усов, изящно прочерченной над губой. Он улыбался и не собирался уходить — ждал, когда мы сделаем заказ. В зале царил полумрак, создававший атмосферу вечернего уюта. И лишь небольшая эстрада, где музыканты готовили свою аппаратуру, была ярко освещена.
Мы сделали заказ: салатики там всякие, закусочки, а на горячее — шашлыки из осетрины. Харевич сказал, что больше таких шашлыков нигде в мире нет, и мы соблазнились. Вскоре официант поставил на наш стол бутылку «Советского шампанского», графин с водкой и тарелки с мясным ассорти. Он ловко откупорил бутылку и наполнил два фужера. Харевич налил себе и мне водки.
— Давайте выпьем за скорейшее окончание войны, — сказала Илона.
— Да, по-моему, это самый подходящий тост, — произнесла Леля.
— А мы выпьем за вас, наши дорогие девочки, — сказал Харевич. — Будьте счастливы, живите долго и обязательно нарожайте много детишек.
Мы выпили. Женщины стали закусывать шампанское виноградом, а мы с Марком Львовичем принялись за салат.
— Интересно, кто наш юный официант по национальности? — немного захмелев, произнесла Леля.
— Дагестанец, — уверенным голосом изрек Харевич.
— Дагестанец — это ни о чем не говорит. Такой национальности нет, — сказала Илона.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Как нет и «лиц кавказской национальности». А ведь так сейчас сплошь и рядом говорят.
— Это все от нашего невежества, — аккуратно поднося вилку ко рту, произнес Харевич.
— Верно, — сказал я. — Таким образом мы разрушаем наш язык.
— Если бы только язык, — усмехнулась Леля. — Мы себя-то разрушаем, нашу страну разрушаем. Скоро все мы будем инвалидами по части головы. Ведь мы с ума сходим, вам не кажется?
Мне стало не по себе от таких слов, и я решил отвлечь собеседников от горьких мыслей.
— Мы не ответили на вопрос, кто по национальности наш официант, — сказал вдруг я. — Я лично думаю, что он аварец. Аварцы — симпатичные люди. Кстати, вы знаете, что Дагестан — это один из самых многонациональных регионов России. Кроме аварцев здесь живут даргинцы, кумыки, лезгины, русские… Перед тем как ехать на Северный Кавказ, я пошел в библиотеку. Мне хотелось узнать, куда я, собственно, еду. Так вот, я был страшно удивлен, когда узнал, что в одном только Дагестане в ходу десятки языков. Это и аварский, и андийский, и ботлихский, и годоберинский, и каратинский… А еще ахвахский, багвалинский,
