Тит не спал. Я не заметил этого ни когда сжигал записку на масляной лампе, ни когда возвращался в свою нишу. До меня это дошло только утром: я проснулся рано, а его постель уже была пуста. Я тотчас понял, что он слышал наш разговор и решил, будто мы его предали. Теперь он примкнет к Рваным Ушам. Этим утром он окончательно выбрал, с кем ему быть. Конечно, жаль терять друга, но нам надоели недомолвки, и я чувствую облегчение. Предупреждаю друзей, что буду объясняться сам, если нас спросят, о чем мы вчера совещались. Марк обещает не вмешиваться. Мы ждем допроса, но делаем вид, что ничего не случилось.
Наконец за нами приходит огромный космач. Мы все идем за ним, ни о чем не спрашивая.
Прием гораздо прохладнее, чем когда нас вызвали для разговора о мертвых птицах. Вожаки, прежде чем заговорить, буравят нас взглядами, чтобы накалить обстановку и напугать — так прежде делали Цезари. Не знаю, как другие, но я нередко оказывался в подобной ситуации, и мне почти смешно.
— Ну, малыши, мы ждем ваших объяснений. Говорите коротко и убедительно.
Я смотрю на своих товарищей, как бы спрашивая разрешения говорить от их имени. Они согласно кивают. Я начинаю:
— Полагаю, Тит сообщил вам о разговоре, который состоялся вчера между нами четверыми. Я знаю его честность, он ни за что не исказил бы наших слов. Вам известно, что сейчас мы не принимаем ни одно решение без вашего ведома. Но для начала нам потребовалось самим проанализировать ситуацию. Зная, сколько хлопот мы принесли общине за все это время, мы решили сегодня же утром все вам рассказать. Сам я убежден, что это лишь отвлекающие маневры, спланированные людьми из Дома и направленные на то, чтобы вернуть обратно Марка.
Космачи молча переглядываются, затем их вождь говорит:
— Мы полагаем, что вы держите слово. Но у меня вопрос: почему к вашему разговору не был допущен Тит, ваш «друг»?
— Мы не хотели склонять его к тому, чтобы он принял нашу сторону.
— Ну так знайте, что теперь он с нами. И вбейте, наконец, себе в голову, что самое важное здесь — безопасность. Вы не вправе иметь какие бы то ни было секреты от нас. Мы должны знать обо всем. К тому же здесь только мы способны отобрать полезную информацию. Марк, сегодня ты останешься с нами. Остальные продолжат сжигать мертвых птиц. Предупреждаем, что в следующий раз наш разговор будет коротким.
— А что вы сделаете ребенку, который заговорил со мной? — спрашивает Марк, прежде чем мы уходим.
— Не твоего ума дело, — рявкает Каабн.
На берегу Финли жестами просит объяснить, зачем нас вызывали в Первый Круг. Вдалеке я вижу Тита, он бредет, понурив голову. Я устраиваю так, чтобы нас с ним определили на уборку одного участка: мне нужно с ним поговорить. Колченогий показывает нашей группе, где пролегает граница с территорией Дома: там торчит маленькая скала, напоминающая голову хищной птицы. Мы подбираем окоченелые трупы пернатых. Когда приходит время предать их огню, я подхожу к тому, кого все еще считаю своим другом. Он не сводит с меня глаз. Не знаю, чего мне хочется больше: упрекнуть его или просить прощения.
— Тит, мы на тебя не сердимся. Мы отстранились от тебя, и ты был волен сделать свой выбор. Нам печально терять тебя и видеть, как ты сближаешься с другими.
— Я хочу как можно быстрее стать своим для Рваных Ушей, хочу, чтобы они меня уважали. Я никогда не забуду того, что мы пережили вместе, но мне нужно расти. И если для этого нам придется расстаться, то так тому и быть, хотя мне жаль!
Во время завтрака Финли дает нам заглянуть к нему в рот. Мы видим, что слой клея стал чуточку тоньше. Он пишет нам на песке, что ускорить процесс не так-то просто: если он будет безостановочно стирать клей языком, то заработает кровотечение и потерю вкуса. Октавий, которого явно беспокоят страдания нашего нового друга, предлагает свое решение:
— Можно отодрать нашлепку и положить ее на ночь отмокать, чтобы она быстрее растворилась. А по утрам приклеивать ее каким-нибудь пищевым клеем.
— Пищевым клеем? — удивляется Клавдий.
— Например, сахаром. Когда его нагреваешь, добавив немного воды, он плавится, а потом при охлаждении затвердевает. Цветом он, кстати, очень похож на этот клей. Ну, и вкусно. Правда, можно обжечься. Я сегодня ночью провел испытания над масляной лампой. Посмотрите, что у меня вышло.
Октавий открывает рот и показывает верхние зубы. У самой границы с деснами на эмали красуется кривой рыжеватый нарост. Он с улыбкой проводит по нему языком. Финли наверняка не откажется от такой замены.
Марк присоединяется к нам во второй половине дня. Настроение у него приподнятое, будто ему удалось всех обвести вокруг пальца. Я опасался, как бы эти скоты не стали над ним издеваться или, чего доброго, избивать, и теперь чувствую, что за этой напускной веселостью явно что-то кроется. Я стою у костра, он подходит ко мне.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
— Да, они не усомнились в моих показаниях. Заставили повторить каждое слово, чтобы записать, и попросили поставить подпись. Сказали, что обыщут все пещеры, чтобы найти доказательства моим словам. Они хотели удостовериться, что я не отправлюсь туда в одиночку, и я им пообещал.
— Так ты не пойдешь?
— Нет, не пойду… в одиночку. Я им клятвенно обещал.
Марк буравит меня взглядом и добавляет:
— Я не пойду один, ведь ты пойдешь со мной.
К сожалению, я знаю, что он не шутит. Мне известно его упрямство. Помню, как в Доме он мог целый день дуться на меня за то, что я слишком рискованно себя вел. В прежние времена он был робким, и опасаться за него не приходилось. Но после мятежа он почувствовал себя непобедимым. Вожаки из Первого Круга, должно быть, все ему уже растолковали, и мои доводы будут напрасным сотрясением воздуха. Тем не менее я пытаюсь его убедить:
— Ты не задумывался над тем, что случилось с тобой во время битвы? Возможно, ты потерял сознание из-за того, что они вкололи тебе какую-то гадость. А сейчас пытаются заполучить тебя обратно. Думаю, они удивились, что ты сбежал вместе с нами, ведь они столько лет запугивали тебя. Уверен, что Юпитер и его люди готовы в лепешку разбиться, чтобы тебя вернуть.
Он мрачнеет. Я рад, что мои слова не пропали даром, однако понимаю, что убедить его не так просто.
— Поговорим об этом после, — говорит мне Марк на прощание.
Вечером нас впервые подзывают к костру. До сих пор мы наблюдали этот ритуал издали. Вот все кланы собираются, каждый в своем углу. Мы слушаем их разговоры, но не все в них понимаем. Несколько космачей отходят в сторону: начинаются разнообразные бои, как, например, битва на приставных лестницах. Двое противников, буравя друг друга взглядом, выбирают момент начала боя. Две лестницы стоят поблизости, метрах в двух одна от другой. Каждый боец взбегает на несколько ступенек, и оба с силой толкают друг друга, кидаясь вперед. Участники бьются головами, кулаками и ногами. Каждый старается, чтобы его соперник потерял равновесие и оказался на земле. Сегодня оба падают одновременно, взметая клубы пыли. Они встают, обмениваются дружескими возгласами и пожимают друг другу руки. Один из них объявлен победителем — возможно, он коснулся земли на одну-две секунды позже другого. Разглядывая стоящих рядом бойцов, я замечаю, что на их лицах и одежде начертан один и тот же знак: два маленьких треугольника острым углом вниз; они напоминают клыки дикого зверя. Первого из бойцов зовут Бакан. Это он сотрясал мою кровать, когда я лежал с заклеенными глазами и был одинок и беззащитен. Его приятеля зовут Накаб. Эти имена составлены из одних и тех же букв, как и два других, что были высечены под
