занимаюсь черной магией. Тогда я письмом заманил его на Марцелленштрасе, положил в траву золотой самородок, а когда он наклонился, выскочил из-за дерева и стукнул его по черепу тяжелой глиняной кружкой. А потом спрятал его под бузину, подождал, пока пройдет золотарь, который в это время всегда ходит со своей тележкой по Марцелленштрасе, выволок труп и перетащил через дорогу к дому Штайнера, потому что, как мне было известно, тот все еще сидел вместе с остальными в пивной. Части одежды я разложил на дороге. Когда все было готово, я начал кричать, как будто за мной гнался сам дьявол, и сбежал. Вот так все это было…
На мгновение он закрыл глаза. Софи чувствовала бесконечное сострадание к этому измученному маленькому человеку, который пережил то же самое, что и она, ведь Касалл ее тоже обижал и тоже причинял ей боль. Родственная душа. Те же страдания, те же мечты, та же боль. И точно такая же радость оттого, что наконец-то сгинул с лица земли он, их мучитель.
— Я знаю, ты этого не поймешь, — пробормотал каноник и открыл глаза.
«Неправда, я тебя понимаю. Ты милый, доведенный до отчаяния карлик, я хорошо представляю, что ты испытал, со мной тоже так было. Но сейчас ты мой мучитель, а я твоя пленница. Как выбраться из этой западни?» — пронеслось в голове у Софи. Ей хотелось рассказать ему о своих чувствах, но это было абсолютно невозможно.
— Я вложил в книгу загадку, чтобы доказать им, что они совсем не так хитры, как им кажется. Да, я проявил высокомерие, неугодное Богу, но вот что я тебе скажу: так как в действительности существует только материя, то наше представление о Боге — это иллюзия. Если Бог есть, то он имеет конкретный образ. Может быть, он дерево или цветок, но узнать это нам не дано… А сейчас пора спать, — сказал он и указал на приготовленное для нее ложе. — Ты останешься у меня на неделю, за это время я дам тебе нужные навыки. Потом можешь возвращаться на факультет. А по вечерам будешь приходить сюда, мы займемся изучением элементов и заодно посмотрим, как их можно использовать.
Новый магистр, приземистый бородатый австриец из Венского университета, прибыл вовремя, как раз на многочисленное собрание капитула. Говорили, что по своим взглядам он близок к традиционалистам, но де Сверте этот факт был абсолютно безразличен, потому что ему не нравились ни те ни другие. Ему было важно, что теперь у него в схолариуме два магистра и библиотека с несколькими важными книгами, он подумывал о третьей спальне, которая даст возможность принимать еще больше студентов.
Собрание капитула проводилось в рефекториуме, который перед этим как следует протопили, чтобы поднять настроение присутствующим, потому что речь шла о выявлении ошибок и неудач года минувшего — их следовало выставить на всеобщее обозрение. Ломбарди ненавидел эти собрания, считая их примитивнейшим доносительством, но де Сверте ежегодно получал от них огромное удовольствие. Венец с красивым именем Ангелиус Брозиус временно оставил свое мнение при себе, да и во всем остальном тоже был весьма сдержан и открывал рот только в том случае, когда к нему обращались. Оба магистра сидели во главе стола, на скамьях по обе стороны от них теснились студенты. Руководивший собранием де Сверте устроился напротив. Неожиданно распахнулась дверь и появился Штайнер. С извиняющейся улыбкой он сел возле Ломбарди, тем самым дав понять, что собирается присутствовать на собрании Приор не смог скрыть некоторого удивления, потому что Штайнер не жил в схолариуме, но все-таки кивнул головой и снова повернулся к студентам.
Штайнер не собирался вмешиваться в разговор. Он только хотел понаблюдать за карликом. Если он действительно убил Касалла и похитил студента, то, возможно, это как-то проявится в его поведении. Что- нибудь обязательно его выдаст. У Штайнера оставалось не так много времени. Сегодня вечером канцлер пришлет своих людей, они снова обыщут схолариум, а до этого момента ему нужно раздобыть доказательства, подтверждающие его подозрения.
Что такое собрание капитула, Лаурьену, конечно, рассказали заранее, но об этом он почти не думал, потому что понятия не имел, какое это может иметь к нему отношение.
Когда все собрались, он сообразил, что пришел совершенно неподготовленным. Он все сильнее вжимался в скамью, ему очень хотелось закрыть глаза. Оказалось, что сие мероприятие не предназначено для нежных умов, скорее оно рассчитано на тех, кто давно обжегся и считает себя достаточно закаленным, чтобы участвовать в подобном ритуале.
Выступали все по очереди. Первый студент сообщил о ночных вылазках в дома разврата. Туда наведывались тот-то и тот-то, де Сверте записал все имена. Обвиняемые понурили головы, но на их лицах мелькнула ухмылка. Посещение подобных заведений влекло за собой наказание, но зато придавало виновным совсем иной, солидный статус. Выведенные на чистую воду получили от приора два дня карцера, а явно довольный собой предатель — благодарный взгляд. Второй оратор поведал, что некий студент проигнорировал исповедь, вместо которой ходил в город и глазел на фокусников, актеров и укротителей диких зверей. Де Сверте задумался. Два дня карцера за самовольную прогулку по городу — это слишком много, а вот за пропуск исповеди, пожалуй, маловато. Решение о наказании пришлось временно отложить.
Ломбарди откинулся назад и смотрел на яркое пламя. Комната уже наполнилась дымом, который, поскольку ему некуда было деваться, ел глаза и раздражал легкие Ломбарди поймал добродушно-отеческий взгляд Брозиуса. Он согласен с таким способом воспитания? Хотя в Вене, как и в Кёльне, и в других университетских городах, такие собрания проводятся регулярно. Ломбарди перестал слушать. Ему было жалко только тех, кто не осмеливался заниматься доносительством, хотя за это и полагалась награда. Перевернутый мир. Фразы пролетали мимо его ушей, как легкие порывы ветра, он переключился на треск поленьев и стоящее перед ним пиво.
Случайно его взгляд упал на испуганное лицо Лаурьена. Тот смотрел на него, как будто моля о прощении. На такое Ломбарди не рассчитывал. Да и с чего бы? Против теней духа ему все равно не вооружиться, а как раз они-то и собирались стать его злым гением.
Один из студентов, деливший спальню с Лаурьеном, неожиданно поднял вверх палец. Ему тоже бросилось в глаза кое-что, о чем он хотел бы поведать собравшимся. Возможно, он просто решил доставить удовольствие де Сверте, потому что чем больше имен оказывалось у того списке, тем с большим удовольствием он поглаживал свою маленькую бородку.
— Лаурьен разговаривает во сне, — заявил студент.
Де Сверте поднял глаза от своих бумаг, только что украшенных еще одним именем.
— Ага, значит, он разговаривает во сне? И что же он рассказывает? Есть что-то серьезное, о чем стоило бы поведать нашему собранию?
Ломбарди смотрел на Лаурьена, который, застыв от испуга, перестал понимать, на каком он свете.
— Он говорит про… про монахинь. Про монахинь на алтаре. О связанных монахинях. И о священнике…
Студент понизил голос, как будто не мог назвать словами то ужасное, о чем пытался сообщить:
— А еще он говорил про Ломбарди. Я не все разобрал, но он говорил про монахинь, которые связанными лежали на алтаре.
Де Сверте, окончательно взбодрившийся, наклонился вперед:
— А другие тоже это слышали? Я думаю, если он говорил громко и отчетливо, значит, остальные тоже не могли не услышать.
Робко поднялись три руки. Здесь полагалось проявлять солидарность с соседом. Да, они все слышали, как он бормочет во сне. Что он бормотал про связанных монахинь на алтаре? Чем они там занимались?
— Сны, — тихо произнес де Сверте, задумчиво крутя перо, — есть тени души. Кто посылает нам сны? Бог? Дьявол? В древние времена сны считались пророчествами, но сегодня?.. Не являются ли они ночным отражением нашей дневной жизни?
Его взгляд медленно переместился на Лаурьена, который теперь растерянно смотрел на него.
— Так откуда же у тебя такие сны? С чего это ты вдруг рассказываешь по ночам подобные ужасы?
— Не знаю, — выдавил из себя Лаурьен.
— С тобой такое было, так ведь?
