– Не все. Мой не изменяет. А ему сам Бог велел. Но такой, как ты… не понимаю… прости этого дурака, не бросай его. И меня.
– Я и не собираюсь.
– Я положу этому конец, заставлю ее уволить! – решительно произнесла Бетя.
– Не делайте этого (для меня одной вашего Марули многовато). Он сам разберется.
– Поставь ему ультиматум! Пригрози, что тоже заведешь любовника!
Ах, Бетичка, уже завела. Не сомневаюсь: даже узнав об этом, ты относилась бы ко мне по-преж- нему.
…Несколько лет назад ко мне на улице подошел мужчина приятной наружности.
– Здравствуй, Виолетта.
– Здравствуйте.
– Ты меня не узнала. Я – Карл, мы вместе учились в консерватории.
– Да-да, припоминаю. – Возникла неловкая пауза – я не помнила его.
– А ты совсем не изменилась.
– Спасибо. Если бы это еще было правдой.
– Нет, правда, ну-у, немного лишнего веса…
– И много лишнего возраста.
Он предложил посидеть в кафе, вспомнить молодость. Выяснилось, что Карл был влюблен в меня по уши и любит по сей день – потому и не женился. Все прошедшие годы держал меня в поле зрения, был в курсе моей личной и профессиональной жизни.
– Почему ты тогда не признался?
– Ну-у, тогда ты была такая недосягаемая.
А теперь, прибавив двадцать кило и двадцать лет, стала досягаемой? Мы начали изредка встречаться. Встречались, встречались и сблизились. Зачем? Никаких открытий не случилось. Те полутона, которых мне не хватало в Маруле, были у Карлуши в избытке. Он сам был как полутон. Наш вялотекущий роман ничего для меня не значил и уже давно тяготил. Но закончить его не хватало духа. Карлуша воспринимал каждую нашу встречу как награду. Не смотрел на меня – а взирал, не слушал – а внимал. С моей же стороны это была благотворительность. От этих отношений я ничего не получала. Он даже подарки мне не делал, так же, впрочем, как и муж. Карлуша – потому что беден и жаден, а может, и в обратной последовательности. Маруля – потому что не романтичен. Хотя совсем недавно очень удивил меня. Незадолго до открытия салона он вернулся из деловой поездки.
– Вот, – заявил муж с выражением лица доброго фокусника, торжественно водружая на стол коробки. – В Риме купил, на распродаже.
– Насчет распродажи необязательно было ставить меня в известность.
– Я не умею врать и не хочу учиться. В нашей семье уже есть крупный специалист в этом.
– На меня намекаешь? Поднять кому-то настроение, повысить чью-то самооценку, оградить кого-то от огорчения – это не вранье.
– А что же?
– Филантропия.
– А возраст? Сколько лет он у тебя топчется на месте?
– А зачем мне его фиксировать? Или кому-либо еще, кроме сотрудника паспортного стола?
– Определись хотя бы с цифрой, а то все время называешь разные.
– «Не спрашивайте – и я не солгу».
– Ну, ладно, давай, меряй, – махнул он рукой и сел в кресло, приготовившись созерцать мое дефиле.
Передо мной стояли пять пар красивых туфель.
– Спасибо, Маруля, но я не могу их померить.
– Почему?
– Это не мой размер.
– Твой. Тридцать восьмой.
– А у меня сороковой.
– Ты же говорила, что тридцать восьмой.
– Когда говорила?
– Когда мы поженились. И эта цифра застряла у меня в голове.
– Так выдерни ее оттуда. У меня уже тогда был тридцать девятый.
– Опять наврала. И что теперь с ними делать? Может, все-таки попробуешь?
– Я не Золушка, Маруля. Не смогу втиснуть сорок первый размер в тридцать восьмой.
– Уже сорок первый? Завралась совсем! – произнес он с раздражением и вышел, хлопнув дверью.
Я следом заглянула в его кабинет:
– А какой размер у твоей секретарши? Может, подаришь ей?
– Закрой дверь! – зло ответил Маруля.
А я уже знала, что с ними сделаю, – отдам Ритэнуте. У нее никогда не было таких туфель. Но к чему она их наденет? Пришлось отправиться в магазин. Купила платье и костюм. Позвонила ей:
– У меня есть подарок для тебя! Приезжай.
– А что это?
– Сюрприз.
– Ну-у… я сейчас занята… если успею, подъеду к вечеру.
Через полчаса Ритэнута была у меня.
– Маруля привез. Все не мой размер, – выставила я перед ней пакеты.
Она померила вещи – все подошло. Ее не удивило, что муж купил мне обувь на три размера меньше, а одежду – на три больше. Осталась в новых туфлях и костюме.
– Счастливая ты, Летка, баловень судьбы. Поэтому у тебя и характер такой, – вместо спасибо сказала Ритэнута.
– Не характер – следствие нашей судьбы, а судьба – следствие нашего характера, – не сдержавшись, возразила я ей.
– Ерунда. У меня характер хороший, а судьба – дрянь! – отрезала она.
Зная, что для нее вкусная еда – лучший антидепрессант, выставила на стол деликатесы.
– Откуда такая роскошь?
– Маруля привез. – Хотя эти продукты входили в состав нашего ежедневного меню.
– Повезло тебе. Все у тебя есть. И деньги, и муж. Мне бы такого шикарного мужика, я бы пылинки с него сдувала, – продолжала она, уплетая за обе щеки.
Я смотрела на нее, слушала и не злилась – бедность изуродовала ее и внешне, и внутренне. А какой была бы я, если бы жила в нужде? Попыталась представить… Нет! Даже представлять не хочу. Я всегда жила в комфортных условиях, а замужество переместило меня в роскошные. На дорожку я положила ей всякие вкусности с собой:
– Возьми, Маруля много привез.
Я смотрела в окно, как Ритэнута медленно удаляется с коробками в руках.
«У тебя все есть», – часто повторяет она. Да, это так, но все это не мое. Слезы повисли на ресницах. Истинной подруги нет. Бела вечно зациклена на своих проблемах. Я для нее – Вергилий в лабиринтах жизненных перипетий. Она даже мысли не допускает, что и у меня бывают проблемы, и не все я могу решить. Ромчик всегда под рукой, всегда наготове. Сопереживает очень искренне и бурно, но неглубоко и спустя час иногда уже не помнит, чему сопереживал. Ритэнута считает, что я все время вытаскиваю у судьбы счастливые лотерейные билеты, и за нее тоже. Разный уровень качества жизни разделяет нас глубже любых противоречий. Мои отношения со всеми ними держатся лишь нитями воспоминаний общей юности. Я отпустила слезы, и они безвольно покатились. Любимого мужчину так и не встретила… Я знала, когда-то мы с Остапом Батлером были совсем рядом, но, как два луча, пущенные из одной точки, расходимся все дальше. И на наших траекториях – ни единой «кротовой норы» [9] друг к другу. Растушеванный слезами силуэт Ритэнуты медленно удалялся, меняя очертания… С призванием до сих пор не определилась, продолжила я печальный список, и горько расплакалась,
