большими и тёмными.
— Сэту не полуверки, — сказал он и, кажется, снова потерял сознание.
Анна Стефановна всхлипнула.
— Что же случилось, Филипп? — спросила она.
Дядя Фил ответил не сразу. Сначала он расстегнул на Эстонце воротник, распустил пояс и распахнул полы его ангельского одеяния; я чуть не вскрикнул, и впился зубами в спинку кресла…
То, что я когда-то принял за свёрнутые крылья, а потом за пузо, оказалось непонятной конструкцией, охватывающей грудь, живот и ноги и вживлённой в хрупкое, как у кузнечика, тело Эстонца.
— Травма позвоночника — сказал Дядя Фил, коротко оглянувшись на меня. — Он наполовину парализован. Эта штука давала ему возможность ходить… Она всегда работала неважно… А метресса доломала её окончательно…
В тех местах, где детали конструкции впивались в тело, я увидел тоненькие ручейки крови… Меня замутило, бросило в жар, потом в холод, голова закружилась, перед глазами заплясали разноцветные мушки, я почувствовал, что задыхаюсь… и в следующий миг обнаружил себя сидящим в кресле с ваткой нашатырного спирта под носом.
— Крови боишься? — покачал головой Дядя Фил, отходя от меня.
— Так что же всё-таки произошло? — спросила Анна Стефановна.
Дядя Фил вздохнул:
— Помните золотой браслет метрессы?
— Вот этот, что ли? — неожиданно спросил пианист Серёжа, вытаскивая злополучное украшение из кармана брюк. — А что вы так удивляетесь? Ну да, я захватил его на всякий случай, он ведь, кажется, всё равно сломался… Он был такой горячий, у меня чуть штаны не прогорели…
— А ну дай сюда! — велел Дядя Фил.
— Вот это и есть универсальный манипулятор, — сказал доктор. — Метресса управляла всей электроникой студии. Она попыталась управлять и аппаратом Каарела, и электроника отвечала на чужой импульс, но сам Каарел ему сопротивлялся, — у Дяди Фила дёрнулась щека.
— Господи! — вскрикнула Анна Стефановна. — Да это же, должно быть, страшная боль! Старая ведьма! Она пытала его!..
— Она погубила Каарела, — тихо сказал академик. — Она его погубила!..
Анна Стефановна плакала, зажимая рот платком. Дядя Фил перевёл взгляд на браслет, и вдруг глаза академика блеснули.
— Это же вещественное доказательство! — проговорил доктор. — Ну, ребята, будь я проклят, если метресса не поплатится за то, что сделала!..
Эстонец тяжело вздохнул и открыл глаза. Дядя Фил и Анна Стефановна в тревоге склонились над ним.
— Как ты, сынок? — спросил академик.
— Дайте… это… мне, — промолвил Каарел, и Дядя Фил вложил браслет в его руку.
Эстонец приподнялся… и в следующий момент манипулятор метрессы вылетел в окно. Анна Стефановна ахнула.
— Ты… ты… ты что натворил?! — севшим голосом просипел Дядя Фил, как только к нему вернулся дар речи.
— Не хочу… хватит, — прошептал, задыхаясь, Каарел; госпожа Майер бережно уложила его, едва живого, обратно на диван.
Доктор Кузнецов сник.
— Дурак, — устало проговорил он. — Мальчишка… Решил поиграть в героя… — он вздохнул, проводя рукой по лбу. — И кой чёрт тебя дёрнул разбить несчастную сову!..
— А что бы сделал ты на его месте, Филипп? — спросила Анна Стефановна.
Доктор ответил не сразу.
— Анюта, я был на его месте, — сказал он. — Я тоже слышал, как метресса оскорбляет тебя… и ничего не сделал! Ничегошеньки!..
Мне показалось, что он сейчас заплачет. Анна Стефановна молча погладила его по плечу. Академик шмыгнул носом.
— Прости меня, мальчик, — сказал он, беря Каарела за руку, — ты и в самом деле герой. Если бы метресса не убивалась так из-за этой дурацкой совы, она сама наблюдала бы за ходом Шоу, и фокус с перестановкой имён не прошёл бы… А теперь, благодаря тебе, лечебница вне опасности, дети спасены, а Илюша стал Признанным!..
Только сейчас я обнаружил, что и Сертификат, и медаль остались при мне. Я посмотрел на них с ненавистью. Да, я теперь
Признанный, будь оно всё проклято!.. Я попытался порвать Сертификат, но он был на редкость прочен. Тогда я решил повторить подвиг Каарела и выбросить награды в окно… но меня схватила за руку Анна Стефановна.
— Не смей, — сказала она. — Слишком дорого за них заплачено…
В автобусе воцарилось молчание. Анна Стефановна комкала мокрый платочек. Дядя Фил сидел в скорбной задумчивости. Неожиданно доктор выпрямился, и взгляд его выразил недоумение.
— Стоп! — сказал он. — А куда мы едем?
— Домой! — удивлённо ответила Анна Стефановна.
— Какой «домой»?! Тупая моя башка! — Дядя Фил стукнул себя по лбу. — Каарела нужно везти в больницу! Эй, Тийна! Тормози!..
— Нет, пожалуйста! — жалобно проговорил Эстонец. — Только не в больницу!..
— Но в больнице тебе помогут, — Анна Стефановна погладила Эстонца по спутанным волосам.
Голос её звучал неуверенно. Каарел качнул головой:
— Я хочу быть с вами…
Дядя Фил закашлялся и украдкой смахнул что-то со щеки.
Глава 16. Сиротки
Под чёрными елями, там, где от шоссе отходила колдобистая дорога в сторону лечебницы, нас, как героев, встречала большая толпа народу, коляска, запряжённая Паладином, и машина «Скорой помощи». Похоже, вся лечебница смотрела историческое Шоу с нашим сногсшибательным участием. Нас встретили бурными аплодисментами, которые разом смолкли, когда Эстонца вынесли из автобуса на носилках.
Каарела погрузили в машину, и она осторожно тронулась по ухабам к воротам лечебницы. С ним поехал Дядя Фил.
Главврач Ольга Васильевна со слезами перецеловала нас, победителей, и велела Анне Стефановне, Наташе и Тийне садиться в коляску. Девушки замёрзли в своих пачках, а Тийна была к тому же босая. Кто- то пожертвовал им два свитера, и Ольга Васильевна велела поскорее везти озябших по домам.
Автобус мы безо всякого сожаления бросили на дороге и пошли к лечебнице большой молчаливой процессией. Когда мы углубились в лес, и фонари шоссе остались далеко за нашими спинами, ребята включили карманные фонарики. Вокруг огней кружились ночные мотыльки, свежий ветер овевал нас влажным дыханием, шумели под звёздами тёмные деревья, а мы шли — торжественно и печально.
У Главного корпуса толпа разбилась на группы; ребята и врачи разошлись по своим корпусам, чтобы доспать остаток ночи. Мы с моими товарищами по палате пошли к нашему дому, спящему под сенью яблоневого сада.
Я хотел сразу лечь в постель, но меня уговорили сначала выпить чаю. Мы расселись за большим столом на кухне, и я начал рассказывать о том, что осталось, так сказать, за кулисами Шоу. В результате, мы засиделись до рассвета.
— Классно, — сказал кто-то, — Эстонца нет, можно отрываться по полной!
— Да… классно… — рассеянно ответил я; мне вдруг расхотелось рассказывать дальше. — Давайте
