Высотка

Позвонила — молодчина. Олежку ждать будем?

Не будем — опять увяжется. Могу я хоть раз прогуляться без него?

Вниз по лестнице, мимо Ломоносова — и в парк.

И тут сверху что-то раскололось, грохнуло — и понеслось.

Барышня в платьице с отложным воротничком

(она бы еще передник надела, а на макушку бант!)

пронзительно взвизгнула, бросилась под крышу

по лестнице потекла вода

к ступеньке прилип пробитый автобусный билетик

прическа осела, как мартовский сугроб

придется снять заколки и вымокнуть

что я и сделала сразу же

платье прилипло к телу до полной прозрачности

напомнив любимое кино шестидесятых

мне двадцать лет или, еще лучше, июльский дождь

смотрела как откровение когда было тринадцать

мечтала попасть туда, в свои двадцать, любой ценой

и больше не взрослеть

трах тарарах жжах бааабах

вода теплая и пахнет атмосферным электричеством

потому что мы в святая святых

перед нами памятник основателю российской науки

который, кажется, сконструировал громоотвод

(или это был кто-то другой?)

как быстро выветрились знания

с таким трудом втиснутые в эту голову за десять лет

помню, на картинке из учебника

естествоиспытатель-герой падал, схватившись за сердце

молния прошила его насквозь во время опыта

на благо науки, конечно

(ух, как шарахнуло!

не пора ли под крышу?

или пробежаться до остановки, там переждать?)

надо мной внезапно выстреливает зонт-автомат

сиреневый да еще в цветочек

и снова тот глуховатый голос:

любите мокнуть под дождем

или это у вас от избытка чувств приключилось?

рады, что зачислены в сие богоугодное заведение?

я тоже, так давайте радоваться вместе

вы, я и вон тот господин, который — спасибо ему —

пожертвовал своим зонтом ради вас

ради нас, я хотел сказать

он первый заметил, а я быстрее подбежал

эй, Серый, иди сюда!

— Здравствуйте, — говорит Серый, отряхиваясь, как большая собака эрдельтерьер, — ну и дождь.

— Это ты называешь дождем, лишенец? Это тропический ураган! — продолжает витийствовать темно-русый. Думает, наверное, что неотразим. Балабон.

— Мы вас видели с книжкой и поспорили, в какую группу зачислят, — поделился Серый.

— В сто двенадцатую, — говорю. — А что?

— Повезло тебе, чертяка, — вздохнул Серый, толкая балабона локтем. — А я из сто одиннадцатой, соседями будем. Этому всегда везет, он везунчик. Я с ним десять лет в одном классе учился, знаю. — И снова вздыхает, как собака, которой обещали косточку, да не дали, но она привыкла, ей не впервой.

(Хороший парень этот Серый, и языком не мелет почем зря. Из них двоих, пожалуй, он.)

— Дождь вот-вот закончится, времени вагон. Погуляем? — сказал тот, что мелет языком.

— Не могу, мне надо на вокзал, дядю встречать.

(Господи, ну и дура, какого дядю?! Получше ничего не могла придумать?)

— А дядя у нас кто? Волшебник?

(Процитировал? Сострил? Но мы не будем улыбаться, мы ответим ему как придется, потому что и у нас внезапно чувство юмора отказало. Промокло и раскисло. Про дядю, конечно, получилось так себе, плоховато получилось, неубедительно. Но надо довести начатое до конца.)

— А дядя у нас сердитый очень. Между прочим, коренной одессит. Обидчивый как дитя, опозданий не прощает. Опоздавшему читается лекция о том, почему так делать не надо, а я еще не готова к лекциям. И последний месяц вольной жизни хочу провести без лекций, причем провести его как не надо.

— Любопытно, весьма и весьма, — сказал остряк, прищурившись. Кажется, теперь ему действительно стало любопытно. — Проведите его с нами, мы вам лекций читать не будем. Мы тоже хотим как не надо. Научите? И если вы это прямо сейчас выдумали, про дядю, чтобы от нас сбежать, то напрасно. Мы хорошие. Мы просто отличные. Разве не видно? С первого взгляда?

— Дядя, — говорю я холодно, обжигающе ледяным голосом, почти антарктическим, — живет в районе Молдаванки, на улице Орджоникидзе, бывшая Разумовская. Поезд прибывает через час. Приятно было познакомиться.

(Правда приятно? Когда на тебя узенькими глазками смотрят и говорят банальности?)

— Значит, отложим прогулочку до осени. До первого сентября, если не проспите. Не советую, будет живенько — это я вам обещаю.

Хвастун, болтун, пижон

формулировочки такие пошловатенькие

но почему тогда расхотелось уходить

почему же я прокляла свою убогую фантазию

а заодно и ни в чем не повинного дядю

ожидающего меня со дня на день

в доме на улице Орджоникидзе

минута, остановка, стоп-кадр

лестница, мокрый билетик, прилипший к ступеньке

и предчувствие (так это называется в книжках?)

что сейчас с тобой заговорят и все изменится

мир сдвинется, перевернется

и покатится в тартарары

(и потом этот голос…)