Итоги № 52 (2012)

нет во мне ощущения «недо». Может быть, потому что я никогда не хотел играть кого-то конкретно.

— А артистом-то хотели стать?

— Хотел, но в эту профессию ломанулся, не понимая на самом деле, что она такое. Обычные юношеские заблуждения: телевизор, слава, интересный мир, полный страстей. Только в институте стал мало-помалу соображать, куда меня на самом деле занесло.

— ГИТИС вы выбрали или он вас?

— Прослушивался, как все — везде. Но мне шепнули, мол, здесь тебя на курс берут... И подал документы... Все же я закончу про реализованность. Признаюсь вам, меня вообще сейчас роли не очень интересуют, мне гораздо интереснее то, что я делаю со своими музыкантами. Хотя среди ролей кое-какие удались. На мой взгляд, лучшую за последние 15 лет я сыграл в «Аквитанской львице», поставленной в «Ленкоме» Глебом Панфиловым. Прошло уже больше 80 представлений, а спектакль все еще меняется, там внутри все время что-то происходит, потому что режиссер за ним присматривает, делает замечания, меняет акценты.

— Вас не смущало, что ту же роль в фильме «Лев зимой» гениально сыграл Питер О'Тул?

— Сколько я себя помню, начиная с Таганки, мне всегда доставались роли кем-то уже замечательно сыгранные. Васька Пепел из «На дне» — в составе с Золотухиным, «Мать» играл в составе с Бортником, потом Фигаро после всем известного исполнения... В «Гамлете» сменил Олега Ивановича Янковского...

— Вы так легкомысленны или столь самонадеянны?

— Я обладаю повышенной природной наглостью. И она иногда меня очень выручает. Начинаю без оглядки делать и вылезаю. Вот так запел, не умея петь...

— В каком смысле? Талант прорезался неожиданно?

— Чтобы уметь петь, надо этим заниматься, заниматься систематически и довольно продолжительно. А я стал вылезать на эстраду, не умея как следует интонировать. Но понял, что хочу. Начал учиться и влезал везде, где только можно, в том числе и в мюзиклы, где хочешь не хочешь, а по несколько часов в день поешь. Правда, порой у меня мелькала мысль, мол, нехорошо, люди-то приходят профессионалов послушать, а я учусь у них на глазах. Но моя повышенная наглость не давала уходить в комплексы. Со временем я понял: не надо себя с кем-то сравнивать и тем более думать о том, что тебя с кем-то сравнят. Какой бы я ни был, какого бы качества ни были мои дарования, все равно — я такой один. Это моя индивидуальность, она от папы с мамой и от Господа Бога. И ее надо, конечно же, развивать, совершенствовать. Хорошо или плохо, но так могу сыграть и спеть только я. И больше никто. Это моя психофизика, мои нервы, моя биография.

— Может быть, вам и партнеры не очень нужны?

— Партнерство, когда оно есть, — настоящее большое человеческо-актерское счастье. Есть энергия, которой ты обмениваешься со зрительным залом, и в принципе такое взаимодействие возможно и без партнеров. Но когда есть партнер на сцене, он может тебе дать то, чего в данный момент нет у тебя, — энергию, настроение. Хороший партнер поднимает тебя как артиста, возникает совершенно другой уровень игры. Инна Михайловна Чурикова — партнерша абсолютно чумовая. У меня с ней длиннющая история, еще со времен фильма «Мать». Когда в «Чайке» ее Аркадина мне, Треплеву, голову перевязывала, я просто уплывал куда-то в ее глаза, забывая, где я, кто, что я на сцене, что я актер... Какая-то магия сумасшедшая, чудо.

Мне с партнершами везло. Первой была Алла Сергеевна Демидова, у которой я очень долго учился, находясь на одной сцене сначала в «Федре», а потом в «Квартете». Я не уставал удивляться тому, как она репетирует, как включается, насколько контролирует всю ситуацию на сцене, в зрительном зале и между нами, партнерами.

— Театры, в которых вы служили, тоже, как и роли, не выбирали?

— Уж Театр Армии точно. Там я армейскую службу проходил. А в мой первый театр, на Таганку, позвал Анатолий Васильевич Эфрос, увидев в дипломном спектакле.

— Можно сказать, что прошли школу Эфроса?

— В «На дне» меня вводил мой педагог Борис Хвостов, ассистент Эфроса, но у меня остались воспоминания от репетиций «Мизантропа», когда Анатолий Васильевич со мной в комнате один на один репетировал. Храню фотографию с Ольгой Михайловной Яковлевой. Опыта я не обрел, скорее это моя личная радость, память о том, что вот такое со мной было. А когда Эфрос трагически умер и в театр пришел Губенко, последний начал восстанавливать спектакли Любимова, а эфросовский репертуар выдавливать.

— И вы оказались свободным художником?

— В каком-то смысле. Меня просто не занимали в новых работах. Вот в это время Панфилов позвал меня в «Ленком» сыграть Гамлета в новой редакции. Марк Анатольевич Захаров меня, собственно, тоже звал после института, увидев на показе с сокурсниками, но тогда я уже работал на Таганке.

— Так выходит, что главный режиссер в вашей жизни — Панфилов. Он из диктаторов?