Бей с грустным видом посмотрел на меня:
— Ваш будущий тесть пришел бы в ярость, узнай он о нашем разговоре.
— Мистер Линкер, — я подбирал слова, — никогда ни о чем не узнает.
— Роберт, Роберт… Мне кажется, я говорил вам, что мне пришлось заложить все свое имущество, чтобы купить ее. Это было внезапное умопомрачение, о чем я очень сожалею. Если бы я только сумел уберечь вас от той же ошибки. — Он помолчал. — И, мне кажется, вы все-таки не представляете себе, какова цена такой девушки, как эта.
— Назовите вашу цену.
— Тысяча фунтов, — тихо произнес Бей.
Тут я дрогнул:
— Должен сказать, я не ожидал, что цена так велика.
— Я же говорил вам, цена грабительская. Разумеется, я не собираюсь наживаться на этой сделке. Во всяком случае, мне не позволяет совесть и наши дружеские отношения. Я заплатил за нее именно тысячу фунтов.
— Все-таки теперь она стоит дешевле.
Бей нахмурился:
— Как так?
— Потому что стала старше.
— Верно. Какую же цену считаете вы справедливой?
— Восемьсот. Больше у меня нет.
— Когда-то я торговался за нее, — тяжело произнес Бей. — С тех пор очень об этом сожалею. Теперь торговаться не стану. Я принимаю вашу цену, хотя в результате мне не останется ничего. Желаете, чтоб ее осмотрели?
— Разумеется, нет. Вы ведь не единственный человек чести.
— Прошу вас, Роберт. Не делайте этого. Я мог бы отвезти ее в Аравию и там продать. Могу дать вам пару дней, подумайте…
— Вы примете австро-венгерские кроны?
Он кивнул с безнадежным видом:
— Разумеется.
— Деньги будут доставлены вам завтра.
— А я поручу своему адвокату подготовить все необходимые бумаги. — Бей покачал головой. — Боюсь, когда вы придете в себя, вы меня будете почему-либо корить в этом. И если такое случится, вы перестанете быть моим другом.
— Хочу заверить вас, что я совершенно отдаю себе отчет в том, что делаю, — сказал я и протянул ему руку.
Бей все еще колебался.
— Говорят, если ударил по рукам с англичанином, обратного конца у сделки нет.
— Совершенно верно.
Бей взял обеими руками мою руку:
— Тогда я пожму вашу руку, Роберт, но, признаюсь, я делаю это с тяжелым сердцем.
Восемьсот фунтов стерлингов. Цена, как выразился Бей, грабительская. Это означало пустить в ход не только данный мне Линкером аванс, но также все деньги по содержанию плантации, а также и ту малость, что я выручил от своей торговли.
Это были те самые деньги, которые, обернись все иначе, я должен был бы иметь, чтоб жениться на Эмили Линкер.
Но у меня все же оставалось еще примерно пятьдесят фунтов. Это немного, но зерна кофе уже оплачены и посеяны. Денег хватит, чтобы платить жителям деревни, а у меня самого потребностей немного. Пока подоспеет урожай, можно будет занять денег под будущие продажи. Мы сумеем как-то продержаться. Потом, когда начнется приток денег, мы с ней сможем уехать — не в Англию, разумеется, в какую-то иную часть Европы: например, в Италию или на юг Франции. Мы станем жить отдельно от общества: как бунтари и художники, свободные от оков общепринятой морали.
Сундук с деньгами оказался слишком тяжел для одного человека, поэтому я отправился на базар и нанял в качестве носильщиков пару солдат. Захватил с собой пистолет на случай грабителей, и втроем мы двинулись по темному лабиринту улиц.
Темнота опускалась вокруг, словно кто-то из гигантского кувшина выливал ее на город. Но дом Бея, когда мы наконец до него дошли, был весь в огнях — маленькие свечи в резных лампах мерцали, точно звезды. Стряпчий, молчаливый адари, ожидал в гостиной на первом этаже. Он задал мне несколько вопросов, чтобы удостовериться, что я сознаю, что делаю. Я терпеливо ему отвечал, все время бросая взгляды на дверь, не войдет ли Фикре, чтобы к нам присоединиться. Но, конечно же, Бей не хотел рисковать: насколько ему было известно, Фикре развитие событий воспримет, как обычно, в штыки.
Стряпчий представил мне какой-то документ на арабском:
— Это ее бумаги — счет из того дома, который продал ее в последний раз. Желаете показать бумаги своему адвокату?
— Нет необходимости.
Стряпчий пожал плечами:
— А вот документ, удостоверяющий, что она была девственницей перед продажей. — Он положил передо мной еще один документ на арабском. — Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы ее осмотрели?
— Нет необходимости, — повторил я.
— Отлично. — Он выложил на стол третий документ. — Вам надо подписать вот это, удостоверяя, что вы принимаете ее такой, какая есть.
Я вздохнул. На этот раз также прилагался и перевод на плохом, но сносном английском.
— И, наконец, квитанция о продаже. — Стряпчий бросил взгляд на Бея. — Вы будете считать деньги?
— Роберт меня не обманет, — твердо сказал Бей.
Я снова поставил свою подпись, а Бей подписал квитанцию.
— Она ваша, — сказал мне стряпчий.
Я взглянул на дверь, но он протянул мне последний лист бумаги — простой сертификат с несколькими строчками на арабском.
— Это подтверждение сделки. Если вы когда-либо предоставите ей свободу, должны будете это порвать.
— Понимаю.
Фикре по-прежнему не показывалась.
Стряпчий взялся за последнюю чашечку кофе.
Это был лучший кофе Бея, по крайней мере, купец так сказал. Пробовать что-либо я был не в силах; лишь ожидание Фикре питало мои чувства, растекаясь, как мед, по венам.
Наконец стряпчий нас покинул.
— Роберт, — серьезно произнес Бей, — вам известно мое мнение, когда-нибудь вы пожалеете о своем поступке. И когда наступит этот день, хочу, чтоб вы вспомнили, что именно вы настояли на том, чтоб я ее продал, а не наоборот.