— Не надо плакать! — Аврил встала с кресла, подошла и обняла меня. — Иначе я тоже заплачу и уже не смогу остановиться.
Судорожно сглотнув, я молча кивнула и попыталась улыбнуться, потом вдруг выпалила:
— Хочу, чтобы вы знали: я всегда мечтала, чтобы вы были моими родителями. Конечно, никто и никогда не заменит вам Ребекку, но если вы примете меня как вторую дочь, я буду счастлива…
Я осеклась, увидев потрясенное лицо Аврил. Спустя мгновение женщина вежливо улыбнулась, но я уже поняла, что совершила глупость: выбрала не тот момент и не те слова. Аврил слишком добра, она ни за что не откажет мне прямо, однако я прочла в ее глазах молчаливое неприятие.
— Да, пока не забыли, — подал голос Джеральд. Он стоял у меня за спиной и сыпал в чайник заварку. — Пожалуйста, выбери себе что-нибудь из вещей Ребекки. Вряд ли она оставила завещание, но ей наверняка было бы приятно, если бы ты взяла себе на память что-то особенное. Раз уж ты приехала раньше остальных, тебе первой и выбирать.
— Мне ничего не надо… — начала я.
Джеральд вскинул руку вверх, заставив меня замолчать.
— Поднимись в ее комнату и посмотри. Мы все выложили на ее кровати. Нам без разницы, что ты возьмешь. Бери что понравится.
— В самом деле, Луиза. — Аврил вновь улыбнулась, но на этот раз искренне. — Мы не хотим выбрасывать эти вещи, а нам самим они не нужны. К тому же вокруг полно предметов, которые напоминают о Ребекке.
Я не хотела спорить, поэтому кивнула, хоть и боялась заглядывать в комнату подруги. Выйдя из кухни, я начала медленно подниматься по лестнице — ноги отяжелели, будто я брела по колено в воде. На верхней площадке я на секунду зажмурилась, потом толкнула знакомую дверь, которую неумело расписала розовыми розами четырнадцатилетняя Тилли, и остановилась на пороге. Кто-то (наверное, Аврил) застелил кровать льняной простыней и выложил на ней маленькими кучками одежду, ювелирные украшения и разные безделушки.
В остальном комната не изменилась: те же бледно-голубые занавески на высоких окнах, те же обои с приятным цветочным рисунком, тот же толстый серый ковер на полу с давнишним пятном возле туалетного столика, следом от пролитого лака для ногтей. У стены по-прежнему высился георгианский комод, заставленный хрустальными флаконами духов с серебряными крышечками, которые собирала Ребекка. В углу, в мягком кресле, сидел плюшевый кролик, любимая игрушка моей подруги. Как-то Ребекка объяснила мне, что он ей слишком дорог и она боится брать его с собой в университет или в Лондон. Кролик жил в ее комнате, потому что здесь было надежнее.
Я заставила себя подойти к кровати, не глядя миновав стену с фотографиями в кремовых рамках. Там была я, среди прочих, и Ребекка, Ребекка, Ребекка… Я осмотрела разложенные на простыне вещи, осторожно поворошила пальцем клубок из колье и браслетов, покрутила в руках небольшую китайскую вазочку, стоящую на туалетном столике. Ребекка ставила в нее цветы, которые срезала в саду. Состав букета зависел от сезона. На Рождество это был остролист за неимением ничего другого, и его густой хвойный аромат наполнял всю комнату.
Я взяла университетскую футболку Ребекки. Вряд ли кто-то еще захочет ее забрать. Только я помню, как подруга лежала на полу в этой футболке, надетой поверх пижамы, ела кукурузные хлопья из коробки и зубрила имена религиозных мучеников эпохи Тюдоров, готовясь к экзаменам. От многочисленных стирок футболка обтрепалась на манжетах, стала мягкой и чуть-чуть растянулась. Я на секунду прижала ее к груди, потом оглядела то, что осталось на кровати. Хауорты сказали, чтобы я выбрала что-нибудь особенное. Среди украшений были серьги, которые мне всегда нравились, — квадратные лимонно-зеленые оливины на тонких золотых петельках. Я выпутала их из кучи и сунула в карман джинсов. Сзади раздались шаги.
— Ну как, Луиза, что-нибудь выбрала? — Я обернулась к Аврил и с улыбкой показала ей футболку. Женщина кивнула. — Прекрасно! Ребекка носила эту футболку, когда вы с ней только познакомились. Мы купили ее в «Шеперд энд Вудворд», на главной улице, чтобы она надела ее в первый день учебы в колледже Латимер.
— Я помню, — мягко произнесла я.
— Мне как раз хотелось, чтобы ты взяла именно эту вещь. — Она похлопала меня по руке. — Спускайся в кухню, будем пить чай. Может, все-таки останешься на ночь? Мы были бы очень рады.
Я опять объяснила, что забронировала номер в отеле, и пошла вслед за ней вниз по лестнице, бережно, как священную реликвию, держа в руках футболку. В кармане у меня лежали серьги, но это был наш с Ребеккой секрет.
Глава 7
Родители Ребекки не пригласили на панихиду полицию, но любезно разрешили мне прийти. Я надела свой самый приличный костюм и серым декабрьским днем покинула Лондон, отправившись в графство Уилтшир, чтобы послушать разговоры скорбящих. Инспектор Джадд дал «добро»: издевательски хмыкнув, он заявил, что не видит смысла в поездке, однако отпускает меня на все четыре стороны. Уязвленная, я решила во что бы то ни стало добыть ценную информацию.
Во время поминальной службы я таилась на задах крошечной приходской церквушки, а потом вслед за траурной процессией пошла по переулку к солидному особняку Хауортов, стоящему на окраине Солсбери.
Дом, в котором выросла Ребекка Хауорт, был построен в георгианском стиле и вместе с прилегающей территорией занимал немалую площадь. Я оставила машину у церкви, пристроив ее в хвост гостевых, по большей части дорогих, автомобилей. Когда шла по переулку к дому, мимо меня медленно и мягко проехал большой черный «мерседес» с тонированными стеклами. Он свернул в подъездную аллею, хрустя шинами по гравию. Шофер выпрыгнул на дорожку и услужливо открыл заднюю дверцу. Как я и предполагала, пассажиром оказался низкорослый мужчина с густыми рыжеватыми волосами, похожими на парик, и большим крючковатым носом. Я видела его в церкви в окружении людей, которых запомнила по визиту в фирму «Вентнор — Чейз», и легко догадалась, что это и есть знаменитый Антон Вентнор собственной персоной — слишком важный, чтобы пройти пешком до дома. Следом за ним я обогнула дом и ненадолго задержалась в саду, чтобы осмотреть здание и окружающий пейзаж. Большие окна со скользящими рамами выходили на широкие поля и голые живые изгороди, тянущиеся по холмам точно колючая проволока. Наверное, Ребекка, будучи подростком, сильно скучала в столь унылом месте.
Хауорты устроили банкет на открытом воздухе. Видимо, не хотели пускать гостей в дом, что в общем- то было понятно. Они возвели в саду большой шатер, поставили воздушные обогреватели. Происходящее напоминало праздничное торжество — например, свадьбу. Только вместо жениха и невесты я увидела усталую осунувшуюся пару, переходящую от одной группы к другой, как и подобает хорошим хозяевам. Многолетний опыт и внутренне достоинство помогали им сохранять спокойствие, однако, когда я представилась матери Ребекки, она посмотрела сквозь меня и чуть дольше положенного задержала мою руку в своей.
— Большое спасибо, что пришли. Вы очень добры, — произнесла она, и я с удивлением уловила в ее голосе нотки искреннего радушия.
— Я представляю следственную группу, — смущенно пробормотала я, но у меня создалось впечатление, что она меня не слышит.
Аврил была нервной и сдержанной, вокруг глаз пролегла сетка морщинок, подбородок мелко дрожал, как она ни пыталась это скрыть. И все же Аврил выглядела красивой женщиной с хорошей фигурой и дорогой прической. Черное платье идеально облегало стройный стан, элегантные туфли на каблуках подчеркивали тонкую кость лодыжки. Как и сам дом, Аврил Хауорт много лет испытывала на себе благотворное влияние заботы, денег и внимания. За те дни, что прошли после смерти Ребекки, она не утратила своего лоска, только свет в глазах померк.
Муж нежно взял ее за руку, прервав наше затянувшееся рукопожатие, и отвел меня в сторону. Этот
