— Неужели? И чем он отличался от обычного тумана? Волшебного цвета? Зелёный? Оранжевый?
Трясучка нахмурился. — Обычного цвета.
— Итак, женщина позвала, и там был туман. — Морвеер поднял бровь на свою ученицу. — Разумеется, колдовство. — Она ухмыльнулась, впиваясь зубами в яблоко.
— Я видел человека разрисованного письменами, что сделали половину его тела неуязвимой для любого оружия. Я сам проткнул его копьём. Удар должен был быть смертельным, но не оставил даже царапины.
— Ууууу! — Морвеер поднял обе ладони и скрючил пальцы, как изображающий привидение ребёнок. — Волшебные письмена! Сперва не было никакой раны, а потом… не было никакой раны? Во всеуслышанье каюсь! Мир полон чудес. — Снова смешок от Дэй.
— Уж я-то знаю, что я видел.
— Нет, мой озадаченный друг, ты лишь думаешь что знаешь. Нет такой штуки как магия. Уж никак не здесь, не в Стирии.
— Лишь вероломство, — пропела Дэй, — и война с чумой, и деньги, что пока не наши.
— Так всё-таки, зачем ты осчастливил Стирию своим присутствием? — спросил Морвеер — Почему не остался на Севере, окутаный волшебной мглою?
Трясучка медленно потёр шею. Сейчас причина показалось ему странной, и он, называя её, почувствовал себя ещё большим дурнем. — Я приехал, чтобы начать новую жизнь. Стать лучше.
— Начав с того, где ты сейчас, я думаю, это вряд-ли окажется слишком трудным.
У Трясучки ещё осталось маленько гордости, и ржач этого хера начинал её задевать. Он бы с удовольствием просто-напросто сшиб бы его с повозки секирой. Но северянин пытался поступать правильно, поэтому взамен он склонился к отравителю и проговорил на северном наречии, кротко и ласково: — Думаю, твоя голова говном набита, что не удивляет, ибо твоя рожа на вид жопа жопой. Вы, коротышки, все одинаковы. Всегда выделываетесь, мол, какие вы умные, чтоб вам было чем гордиться. Но сколько б ты надо мной не издевался, мне всё равно. Я уже выиграл. Ты никогда не станешь высоким. — И он усмехнулся прямо в лицо. — Смотреть поверх толпы навсегда останется для тебя лишь мечтой.
Морвеер нахмурился. — И что эта трескотня должна означать?
— Это-ж ты у нас учёный, на хую кручёный. Сиди и разгадывай.
Дэй зашлась визгливым хохотом, пока на неё сердито не зыркнул Морвеер. Тем не менее она продолжала лыбиться, сточив огрызок яблока до косточек и отбросив его прочь. Трясучка приотстал и стал смотреть как мимо едут пустые поля. Вспаханная земля, подмороженная утренней стылостью заставляла его думать о доме. Он испустил вздох и пар от него унёсся к тусклому небу. Все друзья, которыми Трясучка обзавёлся в жизни были воинами. Карлы и Названные, боевые товарищи, тем или иным путём в большинстве вернувшиеся в грязь. Он решил, что здесь, посередине Стирии, Дружелюбный самое близкое ему существо в пределах досягаемости, поэтому слегка прижал бока коня и подскакал к арестанту.
— Хей. — Дружелюбный не произнёс ни слова. Даже не повернул голову, чтобы показать, что услышал. Тишина натянулась. При взгляде на каменную стену его лица было трудно представить заключенного задушевным товарищем, подхватывающим трясучкины шутки. Но ведь должна же у человека быть хоть какая-то надежда? — Ты же ведь был солдатом?
Дружелюбный покачал головой.
— Но в бою бывал?
И снова.
Трясучка продолжал долбить своё, как будто тот сказал 'да'. Теперь у него не было особого выбора. — Я кое-где посражался. Ходил в бой в тумане вместе с карлами Бетода к северу от Камнура. Стоял плечом к плечу с Руддой Тридубой у Дунбрека. Бился семь дней в горах вместе с Ищейкой. То были семь отчаянных деньков.
— Семь? — спросил Дружелюбный, с интересом поднимая одну массивную бровь.
— Айе, — вздохнул Трясучка. — Семь. — Имена тех людей и тех мест здесь, внизу, ни для кого ничего не значат. Он пронаблюдал, как вереница крытых повозок приближается с встречной стороны. Мужчины в стальных шлемах с арбалетами в руках хмуро взирали на него со своих сидений. — Тогда где ты научился драться? — спросил он — капля надежды на полноценную беседу высыхала на глазах.
— В Безопасности.
— А?
— Там, где тебя держат, когда поймают за преступление.
— В чём смысл за такое содержать тебя в безопасности?
— Они называют её Безопасностью, не потому что тебе в ней безопасно. Они называют её Безопасностью, потому что обезопасили от тебя всех остальных. Они высчитывают дни, месяцы, годы — сколько тебе придётся там сидеть. Потом запирают тебя глубоко внизу куда не доходит свет, пока не пройдут дни, месяцы, годы, и обратный отсчёт не обратит все числа в ничто. Тогда тебе говорят спасибо и отпускают.
Для Трясучки это прозвучало варварским способом делать дела. — Если ты совершил преступление на Севере, ты платишь за него золотом и улаживаешь содеянное. Либо, если вождь решает иначе, тебя вешают. Может быть, вырезают кровавый крест — это за убийства. Засовывать человека в нору? Это само по себе преступленье.
Дружелюбный пожал плечами. — Там у них есть понятные правила, которые надо соблюдать. Каждой вещи надлежащее время. Надлежащая цифра на больших часах. Не как здесь, во вне.
— Айе. Добро. Цифры и цифры. — Трясучка лучше бы вообще не спрашивал.
Дружелюбный вряд ли его услышал. — Здесь, во вне, чересчур высокое небо и каждый делает всё что угодно когда ему вздумается и вовсе нет правильных чисел. — Он нахмурился вдаль, навстречу Вестпорту, до сих пор лишь скоплению неразличимых зданий вокруг холодной бухты. — Блядский хаос.
Они добрались до городских стен около полудня, и там уже образовалась длинная очередь ожидавших войти людей. Солдаты стояли у ворот, задавали вопросы, рылись то в сундуке, то в бауле, вполсилы тыкая в повозку древками копий. — Старейшины нервничают с тех пор как пала Борлетта, — сказал Морвеер со своего сиденья. — Они проверяют каждого входящего. Разговор буду вести я. — Трясучка был вполне рад ему позволить, раз уж этот хрен без памяти влюбился в звук своего голоса.
— Как зовут? — спросил стражник с беспредельно усталым взглядом.
— Реевром, — назвался отравитель с ухмылкой до ушей. — Скромный купец из Пуранти. А это мои товарищи.
— Цель приезда в Вестпорт?
— Убийство. — Неприятная тишина. — Надеюсь всех поубивать своей распродажей осприйских вин! Да, вы не ослышались, я надеюсь совершить убийство в вашем городе. — Морвеер захихикал над собственной шуткой и Дэй зашлась смехом вместе с ним.
— Вроде непохоже, что такой нам тут шибко нужен. — Другой стражник кисло уставился на Трясучку.
Морвеер продолжал хихикать. — О, нет нужды беспокоиться на его счёт. Этот мужик практически дебил. Интеллект ребёнка. Всё же он неплох когда надо сдвинуть бочку-другую. Я-то держу его во многом из-за своей чрезмерной чувствительности. Дэй, скажи, какой я?
— Чувствительный, — произнесла девушка.
— У меня слишком много душевного тепла. Всю жизнь было много. Мать умерла, когда я ещё был очень юн, видите, чудесная женщина…
— Да давайте уже! — крикнул кто-то сзади.
Морвеер взялся за холстину, закрывающую зад фургона. — Хотите проверить…
— Я что, выгляжу что хочу, со всей этой половиной Стирии, ползущей через мои чёртовы ворота? Проезжай. — Стражник махнул утомлённой рукой. — Давай, шевелись.
Щёлкнули поводья, повозка вкатилась в город Вестпорт, а Муркатто и Дружелюбный въехали следом. Трясучка прошёл последним, что последнее время стало обычным.
За стеною их моментально сдавили, так же тесно как в битве и ненамного менее устрашающе. Мощёная дорога с голыми деревьями по обочинам поворачивала между высокими зданиями. По ней хлестал
