спросишь. Она вспомнила улыбающегося Бенну — она хмурилась, а он стоял в стременах и посылал балконам воздушные поцелуи.
Люди скандировали её имя, несмотря на то, что сразу за ней в задумчивом молчании ехал Орсо, плечом к плечу вместе с Арио. Надо было ей увидеть, что надвигалось за этим…
— Вот они! — Коска отгородил глаза ладонью, слишком опасно высунувшись за перила. — Славьтесь, наши великие предводители!
Шум толпы всплеснулся, как только показалось шествие. Семеро конных знаменосцев выступали впереди — флаги на пиках, наклонённых в точности под одним и тем же углом — иллюзия равенства, сочтённая необходимой для разговора о мире. Раковина Сипани. Белая башня Осприи. Три пчелы Виссерина. Чёрный крест Талинса. Вместе с ними на ветру неторопливо колыхались эмблемы Пуранти, Аффойи и Никанте. Позади них ехал человек в позолоченных доспехах, золотое солнце Союза понуро свисало с его чёрного копья.
Соториус, канцлер Сипани, был первым, кто показался из великих и благородных. Или из убогих и порочных — смотря кого об этом спросишь. Он был настоящим ископаемым, с белыми волосами и бородой, согбенный под весом тяжёлой цепи занимаемой должности, которую носил ещё задолго до рождения Монзы. Он упорно ковылял с помощью трости и старшего из своих сыновей — тому самому было уже примерно под шестьдесят — у локтя. За ним следовали несколько колонн выдающихся граждан Сипани, солнце сверкало на драгоценных камнях и навощенной коже, ярких шёлках и парче.
— Канцлер Соториус, — громко объяснял Трясучке Коска. — Согласно традиции хозяин идёт пешком. Ещё жив, старая сволочь.
— С виду ему пора полежать, — пробормотала Монза. — Кто-то уже готовит ему гроб.
— Думаю, ещё рановато. Он может и полуослепший, но видит яснее большинства остальных. Давний хозяин срединных земель. Тем или иным путём он хранил Сипани нейтральным два десятка лет. Сквозь Кровавые Годы. Как раз с тех пор, как я расквасил ему нос в Островной битве!
Витари фыркнула. — Насколько я помню, это не помешало тебе взять его монету, когда у тебя с Сефелиной Осприйской всё скисло.
— Почему же должно было мешать? Платные солдаты не бывают особо разборчивыми в выборе нанимателей. В делах надо держать нос по ветру. Верность наёмника, всё равно что доспехи пловца. — Монза покосилась, гадая, не её ли он имел в виду, но Коска продолжал трепаться, как если бы это ни для кого ничего не значило.
— Он никогда мне особо не нравился, этот старый Соториус. У нас с ним была женитьба по расчёту, несчастный брак и, когда одержали победу, развод, на который мы оба радостно согласились. У мирных людей маловато работы для наёмников, а богатая и славная карьера старого канцлера Сипани вся соткана из мира.
Витари усмехнулась на топчущихся внизу богатых граждан. — Похоже он надеется наладить его экспорт.
Монза покачала головой. — Единственный товар, что никогда не купит Орсо.
Следом приближались вожди Лиги Восьми. Злейшие враги Орсо, стало быть и Монзы, до её падения с горы. Их сопровождал полк прихлебателей, разодетых в сотню несочетаемых нарядов. Герцог Рогонт ехал первым на великом чёрном боевом жеребце, поводья в твёрдой руке, периодически отвешивая кивок толпе, когда кто-либо выкрикивал его имя. Он пользовался успехом и его призывали кивать часто, едва ли не специально, чтобы его голова болталась как у индейки. Сальера каким-то образом втиснули в седло коренастого чалого коня рядом с Рогонтом, обвислые розовые щёки оттопыривались на золочёный ворот мундира, то с одной стороны, то с другой, в такт движению тяжело ступающего животного.
— Кто этот толстяк? — спросил Трясучка.
— Сальер, великий герцог Виссеринский.
Витари пожала плечами. — Ещё месяц или два. Летом он просадил городскую армию. — Монза вместе с Верным Карпи разбила их у Высокого Побережья. — Осенью — провизию своего города. — Монза весело жгла поля у городских стен и разгоняла крестьян. — И у него заканчиваются союзники. — Монза оставила голову герцога Кантайна гнить на стенах Борлетты. — Почти что видно даже отсюда, как сволочуга потеет.
— Жаль, — сказал Коска. — Мне он всегда нравился. Вы должны взглянуть на картинные галереи в его дворце. Величайшая в мире коллекция произведений искусства, по крайней мере по его словам. Истинный ценитель. А также в своё время у него был лучший в Стирии стол.
— Оно и видно, — сказала Монза.
— Одного не пойму, как они затащили его в седло.
— Верёвка с блоком, — отрывисто произнесла Витари.
Монза фыркнула. — Либо выкопали траншею и подвели лошадь под него.
— А другой? — спросил Трясучка.
— Рогонт, великий герцог Осприйский.
— Видок точно герцогский. — Верно сказано. Высокий и широкоплечий с симпатичным лицом и копной чёрных локонов.
— Только выглядит. — Монза снова сплюнула. — Не более того.
— Племянник моей бывшей нанимательницы, мирно усопшей герцогини Сефелины. — От чесотки на шее Коски выступила кровь. — Его прозвища — Принц Предусмотрительный. Виконт Внимательный. Герцог Глистоползучий. По всем статьям прекрасный военачальник, только не любит действовать наобум.
— Я бы выразилась менее милосердно, — сказала Монза.
— Мало кто менее милосерден, чем ты.
— Он не любит сражаться.
— Никто из хороших генералов не любит сражаться.
— Но каждый хороший генерал время от времени должен. Рогонт мерялся силами с Орсо в Кровавые Годы и никогда не решался на большее, чем стычки. Этот человек — лучший в Стирии ретировщик.
— Отступление — штука крайне сложная в управлении. Может его мгновение ещё не настало.
Трясучка испустил длиннющий вздох. — Все мы ждём своего мгновения.
— Теперь все его шансы упущены, — сказала Монза. — Когда Виссерин падёт, откроется путь на Пуранти, а далее лежит ничто иное как сама Осприя, и корона Орсо. Больше промедлений не будет. Предусмотрительность пошла прахом.
Рогонт и Сальер проехали под ними. Двое людей, кто, наряду с честным, благородным, мёртвым герцогом Кантайном, создали Лигу Восьми чтобы защитить Стирию от неудовлетворённых амбиций Орсо. Или чтобы ущемить его законные права и грызться между собой за то, что осталось — смотря кого об этом спросишь.
Коска улыбаясь, смотрел на шествие. — Проживи достаточно долго и увидишь как всё рушиться. Каприл теперь лишь оболочка былой славы.
Витари ухмыльнулась Монзе. — Твоих рук дело, не так ли?
— Мусселия позорнейше капитулировала перед Орсо, несмотря на неприступные стены.
Ухмылка Витари росла. — И это не одно ли из твоих дел?
— Пала Борлетта, — причитал Коска, — мёртв храбрый герцог Кантайн.
— Да, — прорычала Монза, прежде чем Витари раскрыла рот.
— Неуязвимая Лига Восьми ужалась до пяти и скоро сократится до четырёх, три из которых…
Монза слышала только шёпот Дружелюбного, — Восемь… пять… четыре… три…
Эти трое сейчас шествовали по улице, блистающие придворные текли за ними, как рябь на воде за тремя утками. Младшие партнёры по Лиге. Лироцио, герцог Пурантийский, дерзкий и вызывающий, в броне искусной работы и с ещё более искусно причёсанными усами. Юная графиня Котарда Аффойская — тусклая девушка, чьи бледно-жёлтые одеяния из шёлка не улучшали цвет лица. Её дядя и первый советник, а некоторые говорили — первый любовник, нависал над её плечом. Патин, первый гражданин Никанте, двигался последним — с нерасчёсанными волосами, облачённый в мешковину — вместо пояса завязанная узлом верёвка — показывая, что на своих землях он ни в чём не превосходит самого распоследнего крестьянина. По слухам он носил шёлковое нижнее бельё, спал на золотом ложе и редко в одиночестве. Вот так вот самоуничижаются сильные мира сего.
