яств: рыба и раки, слойки и сдоба, мясо и сыр, леденцы, фрукты и фруктовые леденцы, уложенные на золотых блюдах аккуратно, как медали на генеральской груди. Всю еду не съели бы и двадцать, а их обедало лишь трое и двоим из них не хотелось есть.
Монза хорошо не выглядела. Обе губы рассечены, лицо, в центре мертвенно-бледное, раздулось с боков, сверкали розовые кровоподтёки, белки глаз покраснели от кровавых прожилок, пальцы тряслись. Коску нервировало смотреть на неё, но, полагал он, могло быть намного хуже. Впрочем для их северного друга утешение слабое. Наёмник мог поклясться, что всю ночь сквозь стены слышал его стенания.
Он потянулся вилкой, намереваясь наколоть колбаску. Хорошо прожаренное мясо покрывали чёрные полоски от решётки. В его сознании всплыл образ хорошо прожаренного, в чёрную полоску лица Трясучки и он, прочистив горло, взамен подцепил свареное вкрутую яйцо. И уже почти доняся до своей тарелки, обнаружил его сходство с глазным яблоком. Под аккомпанемент тошнотного урчания, резко стряхнул яйцо с вилки обратно на блюдо и удовольствовался чаем, представляя про себя, что тот крепко разбавлен бренди.
Герцог Сальер был занят воспоминаниями о былой славе, как часто склонны поступать люди, когда их слава оказывается далеко позади. Одно из любимых времяпрепровождений Коски — и если оно хоть отчасти так же скучно, как вещал герцог, то он принимает решение с этим завязывать.
— …Ах, ну и банкеты я закатывал в этом зале! Великие мужи и дамы наслаждались моим гостеприимством за этим столом! Рогонт, Кантайн, Соториус. Коли уж на то пошло — сам Орсо. Уже тогда я ни в жизнь не доверял этому хорьколицему обманщику.
— Великосветский танец Стирийской власти, — произнёс Коска. — Партнёры не остаются вместе надолго.
— Что поделать — политика. — Жировая складка на подбородке Сальера слегка сдвинулась, когда он пожал плечами. — Прилив и отлив. Вчерашний герой, завтрашний злодей. Вчерашний победитель… — Он нахмурился над опустевшей тарелкой. — Боюсь вы двое последние из моих именитых гостей, и, если изволите меня простить, далеки от звёздного часа своей жизни. Тем не менее! Какие гости приходят, таких и надо принимать, и стараться выжать из них как можно больше радости!
Коска выдавил вымученную улыбку. Монза не утруждалась даже этим. — Нет настроения дурачиться? Кто нибудь по вашим кислым мордам мог бы подумать, что мой город горит! За столом от нас проку всё равно уже не будет. Клянусь я съел вдвое больше вас обоих вместе взятых. — Коска прикинул, что герцог уж точно весит побольше чем вдвое от них обоих вместе взятых. Сальер потянулся к бокалу какой-то белой жидкости и поднёс его к губам.
— А что это вы пьёте?
— Козье молоко. Немного кисловато, зато чудесно помогает пищеварению. Идёмте, друзья — и, конечно же, враги, ведь никто так не ценен могучему мужу, как добрый враг — зову вас прогуляться. — Он обильно кряхтся выбрался из кресла, отбросил бокал и живо повёл их по изразцовову полу, покачивая пухлой рукой в такт музыке. — Как ваш спутник, северянин?
— Страшно мучается, — прошептала Монза, на вид сама терпящая нечто подобное.
— Н-да, н-да, страшное дело. Куда деваться — война, война. Капитан Лангриер сообщила — вас было семеро. С нами блондинка с детским личиком и твой человек, молчаливый, тот кто принёс талинскую форму и с рассветом умудрился пересчитать все вещи в моей кладовой. Однако не требуется обладать его сверхъестественными способностями, чтобы заметить, что двое из вашей шайки до сих пор… на свободе.
— Наши отравитель да мастер заплечных дел, — ответил Коска. — Очень жаль, ведь так трудно отыскать опытных специалистов.
— Занятный у вас коллектив.
— Для суровой работы и коллектив требуется суровый. Сейчас, полагаю, они уже за пределами Виссерина. — Если у них хоть чуть-чуть работает соображалка, они уже наполпути к пределам Стирии и кто такой Коска, чтобы винить их?
— Бросили, хе-хе? — Сальер хрюкнул. — Знакомое чувство. Альянты бросили меня, моих солдат, мой народ. Я в смятеньи. Единственное оставшееся мне утешение — моя живопись. Толстый палез показал в глубину арки — массивные двери раскрыты настеж и льётся солнечный свет. Намётанным глазом Коска заметил глубокий паз в камне. В широкой щели на потолке поблёскивал металлический край. Опускная решётка — или он ничего не смыслит. — Ваша коллекция надёжно защищена.
— Естественно. Она самая драгоценная в Стирии, создавалась долгие годы. Её открыл мой прадед. Сальер ввёл их в обширное помещение. Полоска вышитой золотом ковровой дорожки указывала путь к центру. Разноцветный мрамор переливался в лучах солнца сквозь большие окна. Нависающие громадные полотна маслом длинной чередой сгрудились на противоположной стене, сверкали позолоченые рамы.
— Этот зал, как вы уже поняли, посвящён мастерам Срединных земель. — Сальер оглядел пространство. Там был угрюмо взиравший портрет лысого Цоллера. Цикл королей Союза — Гарод, Арнольт, Казимир и прочие. Кто-нибудь мог бы решить, что они срут золотом — до того самодовольным был их вид. Сальер выдержал паузу у монументального полотна посвящённого смерти Иувина. Мелкая, истекающая кровью фигурка терялась среди безмерной необъятности лесов, в низко нависшем небе ярко сверкала молния. Что-за кисть! Что-за цвета! А, Коска?
— Поразительно. — Хотя его глаза не сумели бы отличить эту мазню от других.
— В углублённом созерцании этих работ я проводил дни своей радости. Разгадывая скрытые смыслы в замыслах мастеров. — Коска со значением глянул на Монзу. Побольше времени в углублённом созерцании карты боевых действий и поменьше мёртвых художников, и, возможно, Стирия не оказалась бы в теперешней неприятной ситуации.
— Скульптуры из Старой Империи, — промурлыкал герцог когда они сквозь широкий проём прошли во вторую галерею, с рядами древних изваяний по обеим сторонам. — Вы бы не поверили стоимости их пересылки из Хальциса. — Герои, императоры, боги. Потерянные носы, потярянные руки, сколы и трещины на туловищах придавали им смущённо-озадаченный вид. Забытые победители десятивековой давности докатились до недоумённых инвалидов. Где это я? И, помилосердствуйте, где же мои руки?
— Я всё гадал, как мне быть, — неожиданно сказал Сальер — и прислушался бы к вашему мнению, генерал Муркатто. Вы известны как в Стирии, так и за её пределами вашей безжалостностью, непреклонностью и прямотой характера. Решительность никогда не была моей выдающейся чертой. Мне трудно определить надлежащий порядок действий, ибо я слишком сильно переживаю о потерях. В тоске заглядываю в двери, что вскоре закроются и не вижу возможностей, ожидающих за той, что я должен открыть.
— Для солдата это слабость, — сказала Монза.
— Я знаю. Должно быть, я слабый человек и плохой солдат. Я уповал на добрые намерения, откровенные речи и праведные цели, и кажется теперь мне и моему народу придётся за это заплатить. — Либо за свою алчность, за предательства и неисчислимые подстрекательства к войне. Сальер рассматривал изваяние мускулистого лодочника. Наверное это смерть шестом заталкивала души в ад. — Я мог бы бежать из города, во тьме, на шлюпке. Спуститься по реке и уплыть, и ввериться милости моего союзника, великого герцога Рогонта.
— Краткая передышка, — проворчала Монза. — Рогонт следующий.
— Верно. И бежать, человеку моих серьёзных габаритов? Ужасный позор. Наверно мне стоит сдаться вашему доброму другу генералу Ганмарку?
— Вы знаете, что будет дальше.
Мягкое лицо Сальера внезапно посуровело. — Надо думать Ганмарк не вчистую лишён милосердия, в отличие от некоторых других псов Орсо? — Затем он снова обмяк, лицо осело в жировые складки под подбородком. — Но соглашусь, вы правы. — Он со значением покосился вбок на статую, за последнюю пару веков потерявшую голову. — Моя толстая башка на пике — лучшее на что я мог бы надеяться. Прямо как с добрым герцогом Кантайном и его сыновьями, да, Муркатто?
Она спокойно взглянула на него в ответ. — Прямо как с Кантайном и его сыновьями. — Головы на копьях, прикинул Коска, всё ещё в моде, как и раньше.
За угол, в очередной зал, ещё больше чем первый. Холсты заполонили стены. Сальер хлопнул в ладоши. — Здесь вывешены стирийцы! Величайшие наши соотечественники! После того как мы умрём и нас
