взяла с собой текст новой роли.
В коридоре было малолюдно, хотя изредка пробегали из кабинета в кабинет озабоченные сотрудники, прижимая к груди толстые картонные папки или стопки служебных бумаг.
Минут через десять возле Лолы остановились двое молодых людей с растерянным и ищущим видом.
— Девушка, — обратился к Лоле один из них, — вы не могли бы поучаствовать в опознании?
— А что нужно делать?
— Ты что, Вадик, — придержал коллегу за локоть второй мужчина, — тебе эта девушка совершенно не подойдет. Твоей подозреваемой пятьдесят восемь лет и она весит чуть ли не центнер.
— Ну где я сейчас найду двух таких теток! — простонал Вадик. — Ну ладно, девушка, извините…
Двое страдальцев медленно удалились по коридору.
Лола уныло уставилась в вывешенный на стене план эвакуации здания и вдруг увидела неторопливо приближающегося к ней по коридору Николая Афанасьевича Аветисова.
Никаких сомнений не было, это был именно он. Лола полезла в сумочку, вытащила платок и уткнулась в него носом, симулируя внезапный приступ аллергии. Она не думала, что Аветисов ее узнает — во время их последней и единственной встречи она была загримирована под деревенскую простушку — но тем не менее не могла преодолеть растерянность и испуг.
Интересно, что он здесь делает? Перешел улицу в неположенном месте и теперь приглашен для воспитательной беседы?
Николай Афанасьевич остановился перед той же самой дверью, возле которой томилась в ожидании Лола, и решительно вошел в кабинет.
Лола завертелась на своем инвалидном стуле, изводясь от желания выяснить причину посещения Аветисовым следователя. В конце концов, не в силах больше бороться с этим чувством, она встала, бесшумно приоткрыла дверь кабинета и замерла в закутке за стеллажом с бумагами, прислушиваясь к разговору.
— Как давно вы не встречались со своей бывшей женой? — раздался характерный скрипучий голос следователя Крачкина.
— Больше года, — лаконично ответил Аветисов.
— А у нас есть сведения, что вы поддерживали с ней отношения, — проскрипел следователь.
— Какие там отношения! — Аветисов явно нервничал. — Я Валерию не видел с позапрошлого лета!
«Валерию? — мысленно повторила Лола. — Интересно, что это за Валерия? Имя не такое уж распространенное…»
— Значит, так и запишем в протоколе, — протянул Крачкин с невероятно занудной интонацией, — свидетель Аветисов утверждает, что не видел свою бывшую жену Валерию Борисовну Кликунец с лета одна тысяча девятьсот… простите, с лета двухтысячного года… Верно?
— Совершенно верно, — подтвердил Аветисов.
Лола стояла за стеллажом, как громом пораженная. Валерия — бывшая жена Аветисова? Ничего себе совпадение! Такого просто не бывает!
— А вот у нас в деле есть свидетельские показания, — тянул свое Крачкин нудным голосом, — что вы встречались с Валерией Борисовной гораздо позднее… Кто там? — Крачкин повысил голос, услышав какой- то шорох или просто почувствовав присутствие Лолы за стеллажом.
— Это я… — испуганно пискнула Лола, — Чижова… экспертиза по моему вопросу еще не готова?
— Не готова! — рявкнул следователь. — Я же сказал, что вызову вас! Подождите в коридоре!
Лола изнывала в коридоре еще томительных полчаса, после чего Аветисов вышел, красный как рак, бормоча какие-то ругательства. Он собирался было хлопнуть дверью, но опомнился и аккуратно прикрыл ее, после чего устремился по коридору, размахивая пропуском.
— Чижова, зайдите! — послышалось из кабинета.
— Ну что, Ольга Николаевна, — необычайно ласково начал следователь, — есть у меня для вас новости…
— Хорошие? — спросила Лола, но тут же поняла, что сморозила глупость — от этого следователя ей хороших новостей ждать не приходится.
— Как посмотреть, — Крачкин выглядел оживленным и довольным, — экспертиза показала, что пальчики на шпаге — ваши…
«И это он называет хорошими новостями! — мысленно возопила Лола. — Ну и тип! Я не убивала несчастную Валерию, но этого человека проколола бы шпагой не раздумывая…»
— А на змейке? — спросила она. — На брошке Валерии Борисовны Кликунец, той самой пресловутой бриллиантовой змейке, которую нашли у меня в гримерной, тоже мои отпечатки пальцев?
Следователь Крачкин поглядел на нее с тихой укоризной, как ребенок, которому испортили праздник.
— Нет, на брошке ваших отпечатков нету. Там следы пальцев только самой Кликунец и то смазанные, — неохотно признал он. — Но это ничего не значит, вы могли быть в перчатках. Или взять брошку носовым платком, например.
— Для чего взять? Чтобы положить ее в свой собственный ящик? — Лола едва сдерживалась. — И я вам скажу про эту шпагу. Шпага эта из театрального реквизита, я неоднократно брала ее в руки. В четвертом акте «Двенадцатой ночи» я фехтую с герцогом. Так что мои отпечатки просто обязаны быть на ручке шпаги, было бы странно, если бы их там не было.
— Возможно, — протянул следователь, — очень возможно. Но как-то все сходится вокруг вас — и шпага, и брошка, и отношения с потерпевшей… И коллеги о вас не слишком высокого мнения… Опять же улики…
Лола просто задохнулась от возмущения.
— Улики! Да какие это улики! Они все до единой сомнительные! А сомнение, да будет вам известно, во всех случаях должно толковаться в пользу обвиняемого… то есть подозреваемого…
— Если бы я не сомневался, вы бы, гражданка Чижова, уже давно в камере сидели, — неожиданно выдал Крачкин.
— Что? — опешила Лола.
— А что? Ведь произошло убийство, серьезное преступление.
— Но я-то ее не убивала! — кипятилась Лола.
— Разберемся! — пообещал следователь, но у Лолы не было к нему веры.
Она вышла из кабинета следователя в смятении чувств. Положа руку на сердце, будь она на месте Крачкина, она тоже склонна была бы доверять уликам. А то, что она на самом деле не убивала Валерию — разве это так уж важно?
А если еще всплывет история с Аветисовым… конечно, сам он очень не заинтересован в огласке, но любая случайная на первый взгляд связь с покойной Валерией может в глазах следствия превратиться в серьезный мотив…
Лола вышла из подъезда и направилась к своей машине, припаркованной метрах в сорока. Автомобили вдоль тротуара были наставлены так плотно, что втиснуть еще один не представлялось никакой возможности, а к управлению подъехал навороченный джип «Гранд чероки».
Джип проехал вдоль ряда плотно упакованных машин и, не найдя достаточного места для парковки, его водитель решил не ждать милостей от природы. Подкатив к Лолиной зеленой «Тойоте», он подтолкнул ее никелированной рамой-кенгурятником, чтобы расчистить себе место для стоянки.
— Эй! — крикнула Лола, прибавляя шаг. — Ты что же, гад, делаешь? Ты мне фонарь разобьешь!
Но разбитый фонарь потерял всякое значение после того, что случилось в следующую секунду.
Зеленая новенькая «Тойота» вспыхнула, как спичка, раздался довольно негромкий взрыв, и Лолина машина как будто провалилась внутрь самой себя.
Из джипа выскочил классический карикатурный «браток» с бритым жирным затылком и маленькими заплывшими глазками и, в изумлении уставившись на догорающую «Тойоту», заверещал:
— Е-мое, это что ж такое творится? Это что ж, блин, делается? Какой козел минированные тачки на улице оставляет? Конкретному пацану на улицу не выехать! Мне весь капот, блин, закоптили! Да попадись
